Осоковая низина - [68]

Алиса погладила Ильмара по головке, затем привлекла мальчика к себе. Ильмар ощутил необычную, шероховатую ткань.

— А знаешь? Ты совсем неплохо выглядишь. Как-то моложе стала, полнее, — признала Эльвира.

— Тут ведь хорошо, — словно чувствуя за собой какую-то вину, ответила Алиса.

Все были смущены и не знали, о чем говорить.

— Пройдемте подальше в парк, где нет людей, — предложила Алиса. Она была взволнована, словно спешила куда-то.

— Что-то здесь так мало лавок? — заговорил Петерис, который все время молчал.

— Вообще-то хватает, но в такую хорошую погоду все, кому можно, во дворе.

Наконец они нашли свободную скамейку и сели. Здесь было прохладно, кругом росли высокие деревья, а впереди, за мелкими кустами черемухи, тихо журчала вода.

— Что там? — спросил Ильмар.

— Речка, сынок. Такая же, как у нашего дома.

— Пойду посмотрю?

— Куда это? — возмутилась Эльвира и дернула Ильмара к своим коленям.

Взрослые заговорили об усадьбе, о работах, о том, как тут лечат и кормят, Эльвира рассказала, что приехала вчера, бросила Фрициса и маленького Виестура на взморье. Ильмар заскучал.

— Я только немножко посмотрю, — не вытерпел он.

— Пускай идет, — разрешила Алиса.

— Упадет в воду.

— Тут не глубоко.

Ильмар продрался сквозь кусты и увидел речку. Совсем не такую, как дома, а с камешками на дне, и вода текла очень быстро. Сквозь вершины деревьев просвечивало яркое солнце, камешки сверкали. Ильмар сперва наклонился, затем соскользнул на мокрый, скрипучий гравий. Погрузив руку в воду, он взял камешек, другой, но лучше остальных показался третий, с длинной зеленой бахромой. Ильмар набрал полную горсть, набил ими карман. Но все равно продолжал искать еще более красивые.

— Чего ты балуешься там? Ишь какой! Ты мне только ноги намочи, одежду испачкай.

Петерис сердился.

— Немедленно ступай сюда, к маме! — крикнула Эльвира.

Ильмар вскарабкался на берег.

— Ты зачем сюда приехал, камни собирать или маму проведать? — продолжала браниться тетя.

— Не надо.

— Как же не надо! Сама плачешь, что ребенок от тебя отвык, и — не надо! Стой около мамы!

Ильмар, понурив голову, прислонился к скамье, Алиса ласкала его руки, плечи.

— Ты не горюй, мы его воспитаем, — сказала Эльвиру, сочувственно глядя на Алису.

Алиса заплакала навзрыд, не сдержались теперь и Ильмар с тетей.

Когда все наплакались, Эльвира дала Ильмару шоколадку и снова вытерла ему рот.

Алисе пора было идти обедать. Гости тоже пошли к повозке, поели. Петерис притащил воды, напоил лошадь. Когда Алиса вернулась, разговор об усадьбе, работах и деньгах возобновился.

— Это вам в копеечку обойдется. Два лата в день! — сокрушалась Эльвира.

— Была бы польза, только бы лучше стало, — возразил Петерис.

— Я вовсе не хочу здесь быть. Я тоже понимаю, что не смогу никому отплатить за это.

Алиса была несчастна.

— Да, долго мы так не можем, — признался Петерис; денег у него в самом деле было в обрез.

— За такие деньги батрачку держать можно, — рассуждала Эльвира.

Наконец разговор иссяк, гости простились и сели на повозку.

— Ну так… Поправляйся!

— Спасибо. Счастливо!

Алиса стояла перед белым замком и махала рукой, и впервые Ильмару стало сегодня так жаль маму, что он разревелся не на шутку.

Но спустя час его уложили на мешок с сеном, изрядно опустошенный Максисом, и мальчик уснул.

Зубы Ильмар больше чистить не должен, умываться каждый день — тоже. Только ноги побултыхает вечером в лохани на дворе, и порядок, можно и без мыла.

Раньше Ильмар все больше возился около Алисы, много болтал с ней, а теперь часами играл один. Постепенно стал чаще обращаться к Петерису и Лизете. Когда уставал ходить за отцом, искал бабушку. Лизета уделяла теперь мальчику больше внимания, чем раньше. Чистя картошку, рассказывала сказку о лисице и журавле, о том, как они потчевали, друг друга. Иной раз, если досуга было больше, учила Ильмара петь. У Лизеты была любимая песня: «Сидит себе на колодце портной и фрак латает свой». А то затеет хоровод с внуком: встанет у двери, где места побольше, расставит руки, а Ильмар вертится перед ней, и оба поют: «Что в саду, что в саду, пчелка на розовом кусту…» Ильмару нравилось быть пчелкой, и он так долго ползал и прыгал, пока Лизете не надоедало и она не отсылала его прочь:

— Ступай, глупый! Некогда мне с тобой баклуши бить.

— Я не глупый, сама ты глупая, — огрызнулся Ильмар в ответ.

— Будешь язык распускать, по заду получишь.

— Не получу. Сама получишь.

Вначале это тоже была игра. Но постепенно спор становился серьезным.

— Ишь какой карапуз! Мне дерзить будешь! Розги захотел?

У дверного косяка висел пучок розог, Ильмару несколько раз уже доставалось. Мальчик нахмурился.

— Не хочу с тобой. Поеду к маме.

— Что ты у своей мамы делать станешь? Чахотку схватить захотел?

— Схвачу и умру.

— Я плакать по тебе не стану. Помирай себе на здоровье!

Наговорившись досыта, они мирились. Ильмар маму вспоминал все реже.

От Алисы приходили письма и открытки, на которых были изображены цветы. И всякий раз отдельная открытка или бумажка для Ильмара. Алиса писала, что всегда думает о нем и каждую ночь посылает гнома с хорошими снами, который охранял бы его покой. Пускай слушает папу, а особенно — бабушку, пускай будет хорошим ребенком и не перечит никому. Петерис, читая это сыну, испытывал неловкость.