Осоковая низина - [52]

— Знаешь, про что. Неохота мне в чужие дела соваться, только нехорошо это — одну старую корову дать в приданое.

Алиса глубоко вздохнула.

— Невесть какие миллионы сулили, — добавила Лизета, уходя за хлев.

Курситисы пришли до полудня.

— Мамочка!

Густаву тоже достался поцелуй в бороду. Алиса повела родителей в дом. Лизета, сидя на кровати, ответила на приветствие, протянула обоим руку. В разговор не вмешивалась, но не спускала с Курситисов глаз.

— Плохо, что все в одной комнате, — сказала Эрнестина, осмотрев жилье.

— Если прорубить в стене окно и сложить печку, можно отделить маленькую комнатку, — рассуждал Густав.

— Это дорого обойдется, папочка. Не стоит, — возразила Алиса, чувствуя на себе взгляд свекрови.

— Почему не стоит? Нужны только доски и кирпичи. Я могу это сам сделать. Никакого особого уменья тут не требуется.

— Нет, нет! Об этом теперь лучше не говорить! Может быть, когда-нибудь потом.

Чтобы на время освободиться от Лизетиного взгляда, уйти подальше от ее ушей, Алиса предложила родителям посмотреть хлев.

— Папочка, я была бы очень благодарна, если бы ты сделал мне скамеечку для дойки. И коромысло.

— Ты и воду с реки носишь? — всполошилась Эрнестина.

— И Петерис носит.

— А свекровь?

— Она старая.

— Прямо смешно! Ты понимаешь, что в твоем положении…

— Мама, не надо! Очень прошу тебя, не будем говорить про это.

— Про что же мне еще говорить? Разве я не вижу, что ты погибнешь тут? Недели не прошло, а на кого ты похожа стала? Какое у тебя лицо!

— Это со мной из-за  т о г о.

Эрнестина отошла в сторону.

— Мамочка, не плачь! Все будет хорошо.

Эрнестина не позволила себе долго плакать. Повернулась к Густаву:

— Может быть, сразу и сделаешь, что Алиса просила?

Густав отыскал отрезок доски, подобрал березовую жердь, нашлись, хоть и кривые, ржавые, гвозди, топор; уходя, Курситисы оставили Алисе скамеечку и коромысло.

— Привет хозяйке!

Алиса оглянулась. В двери хлева стоял посыльный Вердынь.

— Алиса? Да ты как сюда попала? — Вердынь приличия ради изобразил на лице удивление, поинтересовался, как Алисе живется на новом месте, и вручил циркуляр. — Завтра обнесете всех и послезавтра вернете в волостное правление! — закончил Вердынь начальническим тоном. Как-никак представитель государственной власти, а тут подвернулась возможность дать это кому-то почувствовать.

Алиса прочитала циркуляр о гужевой повинности, об изменениях в порядке приобретения лесных материалов, а также призыв внести свою лепту в подготовку к строительству народного дома. Пополудни Алиса, принарядившись, отправилась в путь.

Свой обход она начала с большого сарая, который считался чем-то вроде центра Болгарии, рядом проходила дорога, а мост соединял оба берега Осоковки. По жестяной трубе над краем крыши и небольшому окну в стене видно было, что сарай жилой. Алиса вошла в ближнюю дверь. Под высокой крышей было нечто вроде двора: она увидела поленницу, кучу неразрубленного хвороста, телегу, сани, здесь же на веревке сушилось белье; две двери ведут, должно быть, в хлев и в жилую комнату. В дверь получше Алиса постучала. Вышел рослый мужик с неподвижным лицом и тусклым взором.

— Добрый день!

Человек не ответил, только выжидательно уставился на Алису, как на цыганку, пришедшую что-то клянчить.

— Я принесла циркуляр.

Мужик прочитал его тут же, в дверях, Алиса подала карандаш.

— Как называется ваша усадьба?

— Не видите, где я подписываюсь? — ответил вопросом хозяин.

Неразговорчивый сосед расписался против «Упитес». Сложив губы в улыбку, он двусмысленно посмотрел на Алису, и та засмущалась.

— Прощайте!

— До свидания.

Затем она пошла на другой берег речки, в усадьбу прямо против их «Апситес», обитателей которой Алиса ежедневно наблюдала издали.

На дворе ее встретил долговязый человек с жуликоватым взором. Рядом вертелась молодая беременная женщина с круглыми цветущими, как два яблочка, щеками. Алиса поздоровалась и сказала о причине своего прихода.

— Новая соседка, стало быть? — спросила женщина, пристально заглядывая Алисе в глаза; казалось, каждое слово гладко лившейся речи она хотела не только произнести, но и прилепить к лицу собеседника.

— Как эту усадьбу зовут?

— «Вартини».

— А вас самих?

— Так же.

— Ну, как живется новым соседям? Не проведают даже. Гордые, видать! — попрекнул муж.

У приветливой соседки, да и у ее насмешливого супруга, хорошо подвешен язык, оба они бойко болтают, умеют, что им надо, выведать у собеседника. В один момент выспросили, когда Алиса вышла замуж, где жила до того, кто у нее мать и отец, где Петерис работал раньше, сколько лет Лизете, много ли отдали за лошадь, сколько и по какой цене купили семян.

Так они проболтали с полчаса, и лишь после этого Вилис прочел и подписал циркуляр, затем, стоя посреди двора, показал, где находятся «Озолкалны», где «Земниеки», «Страумитес», «Пурвини», «Прерии». Выяснилось, что в большом сарае поселились два хозяина, что они не выносят друг друга и что в «Тилтинях», так называется вторая половина сарая, Алиса еще не была.

— Заглядывайте!

Довольная, что ближайшие соседи оказались такими милыми людьми, Алиса постучала в другую дверь сарая. Только теперь она поняла, почему между дверьми стоял большой стог сена. На этой половине сарая была лишь одна, общая для людей и скотины, лачуга, поделенная перегородкой. На кровати сидел рано поседевший человек, видно, он только что очнулся от сна; бледная женщина что-то грела на чугунной печурке.