Осоковая низина - [39]

— Я тебе не верю. Ты мне голову не морочь!

— Милая Эльвира, сердись не сердись, а я так решила.

Между подругами впервые возникла размолвка.

В воскресенье утром, увидев Петериса в новом шикарном костюме, при шляпе и трости, Лизета оторопела:

— О боже! Господин, вылитый господин!

Когда Петерис сказал, во сколько обошелся его наряд, Лизета сердито сплюнула:

— Сумасшедший!

У Петериса под крахмальным воротничком надулись жилы, и он хрипло буркнул:

— Много ты понимаешь!

— Ах, я не понимаю! Поживи с мое, тогда говори! — вспыхнула мать.

В другой раз Петерис стал бы спорить, а теперь только сердито захлопнул за собой дверь и направился к Эльвире.

Эльвира оглядела Петериса с ног до головы.

— Скажу тебе, совсем неплохо. Только штаны длинноваты. Брючины набегают, упираются в туфли. Да и туфли не надо было коричневые покупать.

— Он меня уговорил.

— А ты сказал, что это у тебя жениховский наряд?

— Этого я не сказал.

— Ну вот! Черные надо было.

— Черные!

Но сегодня Петерис вовсе не был настроен спорить и только махнул рукой.

— Снимай штаны!

— Что делать будешь? Укоротишь??

— На это есть портной. Нет, ты посмотри, не штаны, а гармошки! Разве можно в таком виде невесте показываться?

Эльвира ушла на кухню гладить. Петерис, оставшись в одних кальсонах и льняной рубахе, сшитой матерью, уселся на Эльвирину кровать. Было холодно, потому что комнату еще не топили, а толстые стены пропитались сыростью. Петериса смущало странное чувство, подобно тому, какое испытываешь, когда пробуждаешься после яркого, волнующего сна и трудно понять, что на самом деле реально: происходившее вокруг тебя вчера, позавчера и всю предыдущую жизнь или приснившееся? Где-то глубоко копошился смутный страх: не опозориться бы. Постепенно в душу закрадывались сомнения, не поступает ли он глупо. Вспомнил, как ухмыльнулся сегодня утром младший батрак Эдгар, когда он, Петерис, надел новый костюм, взял трость и шляпу; как хозяин подмигнул Юрису, как взглянула Алма — словно он только что вывозил удобрения и в таком виде явился в церковь. И по дороге кое-кто поглядывал на него подозрительно. Пускай глазеют, пускай дивятся и завидуют, решил он тогда, взмахнул тростью и вскинул выше голову. Теперь же его затея казалась ему причудой. Куда охотнее Петерис оказался бы сейчас на своей кровати в «Лиекужах» и погрузился в сладкий воскресный сон. Вошла Эльвира с отглаженной сорочкой и костюмом.

— Надевай!

— Да нужно ли это вообще? — усомнился Петерис.

— Голышом по имению побежишь?

— Нужно ли идти к этой Алисе?

— Вот этого-то я и не знаю.

— Ты говорила с ней? Что она сказала?

— Сказала, что не пойдет за тебя. Будет ждать инвалида, одноногого.

Петерис толком не понял, и Эльвире пришлось подробно передать свой разговор с Алисой.

— Не вешай носа! Еще ничего не потеряно. Детские разговоры это. Мужчина может женщине и не нравиться, но если он настойчив, то все равно своего добьется.

Одевшись, Петерис почувствовал себя лучше. Эльвира еще помогла управиться с галстуком.

— Так узел затянул, будто… вешаться собрался.

— А может, ничего другого и не останется.

У Петериса повлажнели глаза.

— Не болтай глупостей! Мужчина не должен падать духом. Это самое главное.

Эльвира посоветовала брату, как вести себя, что говорить и что не говорить.

— Не сиди, словно воды в рот набрал! Надо вести себя побойчее!

— Ну…

— Придешь прямо к обеду.

— Не лучше ли, чтоб они сперва поели, а уж потом?..

Петерис боялся, что не сумеет вести себя за столом.

— Голодным останешься?

— Может быть, под вечер сходить?

— Под вечер за чесалкой ходят. Ну, ступай же!

Петерис колебался.

— Раньше ты не хотела, чтоб я…

— То было раньше.

— Говорила, что не пара ей.

— А теперь думаю, что ты ей пара.

Чем ближе садовников дом, тем труднее Петерису идти. В новом костюме, в котором он утром из «Лиекужей» несся как на крыльях, Петерис теперь чувствовал себя стреноженным. На крыльце Петерис остановился, снял шляпу, отер рукавом пот и уже тогда вспомнил, что для этого существует носовой платок. Двери были приоткрыты. Петерис распахнул их и очутился в сенях. С минуту постоял, тщетно пытаясь расслышать что-нибудь, затем постучал.

— Пожалуйста!

Это был не Алисин голос.

Петерис нажал на дверную ручку. У плиты стояла Алисина мать и сыпала в котел перец. Вкусно пахло мясным супом.

— Добрый день, — поздоровался Петерис.

Эльвира наказала руку будущей теще не совать, а обождать, пока дама не подаст руку первой. Но дама лишь кивнула в ответ и осталась стоять у плиты с ложкой в руке.

— Алиса дома?

— Алиса! Тебя тут некий господин спрашивает.

У господина чуть не подкосились ноги. Из комнаты вышла Алиса, но не приблизилась, остановилась поодаль.

— Ну, так добрый день!

Петерис не знал, можно или нельзя подойти к Алисе.

— Добрый день, — пробормотала Алиса и подняла глаза.

— Проведать пришел. Ну, как вы теперь?

— Спасибо. Хорошо.

Самая большая беда была со шляпой и тростью — Петерис не знал, куда их девать. Казалось, портниха потешается над ним и нарочно ждет, как он выйдет из положения.

— Не заставляй же гостя шляпу в руке держать! И палку прими.

Алиса повесила пальто и трость.

— Проводи гостя в комнату! — снова скомандовала мать.