Осоковая низина - [19]

— Эти деревца были бросовые, — оправдывался Густав.

— Зачем же вырастили их?

Вопрос был глупым.

— Я мог вообще не возиться, никаких не выращивать.

— Так зачем все же выращивали?

— Чтобы вам не покупать их, не тратиться.

— Понимаю, для меня это выгоднее, но, поскольку я свою землю вам в аренду не сдавал, а деревца выросли именно на ней, то яблоньки, естественно, принадлежат мне. Такова, к сожалению, логика вещей, — втолковывал полковник.

В такие минуты Курситисам хотелось уйти из Граков, поселиться где-нибудь поближе к городу, даже, может быть, вернуться в Ригу, но всегда приходили к одному и тому же выводу:

— Надо еще потерпеть.

За этим «надо» можно было скрыть неразрешенное и неразрешимое, водрузить на него, как на постамент, надежды на лучшее будущее, но в это «надо» успели вцепиться и привычка, страх перед неизвестными переменами, опасения, что в другом месте может быть еще хуже. Все-таки Курситисы считали, что у них нет особых оснований жаловаться на свою долю.

Вместе с вещами Эрнестины Густав привез в Граки и зингерскую швейную машину. Сперва Эрнестина переделала кое-что для госпожи Винтер, затем сшила хорошее платье госпоже Дронис, и благодаря заботе и связям лавочницы появились первые клиентки. Несмотря на то, что многое из того, чему ее учили в молодости, Эрнестина уже успела позабыть и не считала себя профессиональной портнихой, — шитье никогда особенно не влекло ее, — она, будучи сообразительной и усидчивой, вскоре снискала себе славу умелой мастерицы. В домик садовника все чаще наведывались почтенные местные дамы, и присущая многим женщинам склонность, раздеваясь на примерке, заодно раздеть соседок, врагов и подруг сделала Эрнестину чем-то вроде доверенного лица. К Эрнестине не только стекались важнейшие волостные тайны, но невидимые нити связали ее и с самими доверительницами. В здешнем обществе Эрнестина стала своим человеком, фигурой, несомненно, более важной, чем Густав.

А вот жизнь Алисы с самого начала не нашла своего русла. Хотя девушка приехала помогать отцу, она сразу же стала незаменимой и для госпожи Винтер: то надо было рыхлить свеклу, то сгребать сено, то вязать снопы; когда ждали гостей и спешно надо было убрать все восемь комнат в замке, без Алисы не могли обойтись. Ее кормили за общим столом, но только пока она работала; поначалу давали также молока, а когда Курситисы завели корову, работу Алисы стали считать любезностью, доброй услугой. Как-то хозяйка, пребывая в хорошем расположении духа, приласкала Алису и обещала за прилежание когда-нибудь вознаградить ее. Однако это «когда-нибудь» так и не наступило.

Чем известнее Эрнестина становилась как портниха, тем чаще Алисе перепоручались кухня и корова. И еще надо было помогать отцу с садом. Эрнестина пожаловалась госпоже Винтер на занятость Алисы. Та клялась, что больше Алису утруждать не станет, но только встречала девушку одну, как опять звала к себе. Эрнестина возмущалась:

— Никуда не пойдешь! Никакого права она не имеет заставлять тебя даром работать.

— Хозяйка рассердится.

— Ну и пускай сердится. Ты боишься?

— Не хочу, чтобы на меня сердились.

— Когда ты уходишь к ней, у нас по дому ничего не делается. Это отрывает меня от шитья. А людям обещано, люди ждут. Понимаешь ты это?

— Понимаю.

И все же Алиса, хоть и реже, чем раньше, в замок ходила.

В последнее время Алиса очень сдружилась со старшей дочерью волостного рассыльного Ольгой и научилась танцевать. Алиса была застенчивым подростком, к тому же шла война, множились семейные трудности, так что девушка этого искусства своевременно не освоила. Правда, с переездом в дом родителей Эрнестина предложила Алисе ходить на уроки танцев, ее беспокоило, что дочка слишком робка и избегает мужского общества; но слег старый Криш, потом долго болела сама Алиса и на курсы не поступила. Может, Алиса так и не научилась бы танцевать, не встреться ей Ольга.

У рассыльного Вердыня были четыре дочери, речистая толстушка жена и гармонь. Теснясь в двух маленьких чердачных комнатушках, Вердыни на жизнь не жаловались, часто шутили, смеялись, пели и, случалось, даже танцевали. Алису привлекала эта веселая, беспечная семья. Всякий раз, когда Алиса поднималась к Вердыням на чердак волостного правления, ее охватывало тайное радостное предчувствие.

Вердыни любили музыку. Кроме гармошки на шкафу лежали еще цитра и мандолина. Обычно начиналось с того, что Вердынь брал гармонь и принимался тихонько что-то наигрывать. Вердыня — чистила ли она картошку или штопала чулок — начинала подпевать, потом песню подхватывали дочки, достав цитру и мандолину, аж звон стоял на чердаке. Иной раз, когда заводили что-нибудь уж очень печальное, Вердыня, видя, как все приуныли, восклицала:

— Воете, точно нищие на погосте. А ну-ка чего-нибудь повеселей!

Смотря по настроению, Вердынь или отложит гармонь, или же примется наяривать польку. Дочки, вцепившись друг в дружку, пойдут танцевать, то и дело наталкиваясь на стол и кровати.

Так у Алисы начались уроки танцев. Когда она осилила вальс, польку и входивший в моду фокстрот, Ольга стала уговаривать Алису сходить на бал и потанцевать по-настоящему, с парнями.