Особые обстоятельства - [24]
Справа от него сидела этакая Карменсита: крупная, в жгучем сарафане, с красивыми плечами цвета кофейного зерна, с пушком над верхнею губою и огневисто-бархатными глазами и, приветливо-вызывающе улыбаясь, по-своему повторила:
— Правда, поедемте с нами.
«Вот это да, — восхитился я, — ай да Баранов, такую завлек. Представляю, какова она в юности была»…
— А это вот Юлька, единственное наше чадо. Поздний ребенок. Валерия на нее не надышится, боюсь, обнимыш вырастет.
— Я не люблю, когда на меня дышут, — заявил с заднего сиденья милый чистый голос, и на меня приветливо уставились глазенки «вишенки-черемушки», приоткрылся смешной треугольный роток без переднего зуба: — Дядечка, садитесь со мною рядышком, я буду вам дорогу показывать. — Она пришепетывала, и это тоже удивительно ей подходило.
Я подумал, согласился, только попросился сперва позвонить к себе в редакцию, чтобы сказаться…
Нет, никак не походил этот человек, норовящий как будто спрятаться в моем продавленном кресле, на того жизнерадостного здоровяка, что, слегка откинув сильный торс, небрежно и властно вел машину. Тогда он весело насвистывал, то и дело восклицал: «А помнишь!» или напевал круглым баритоном популярные песенки.
Так что же все-таки стряслось? Уж не Валерия ли, которую я про себя так и называл Карменситою, сбежала к тореадору? Мысль шевельнулась довольно пошленькая, но ничего иного я придумать не мог. Я понимал, что Баранову необходимо выложиться, затем он и пришел, однако и подтолкнуть его как-то не решался. Он мрачно дымил, стряхивая пепел на журнальный столик мимо пепельницы, в комнате, где до сих пор пахло только лекарствами, сделались сиреневые вечерние сумерки.
— Так и будем молчать? — забеспокоился я.
Он косорото усмехнулся, выговорил:
«Поистине юмор висельника», — подосадовал я.
— Хорошо, давай молчать. Или постой! — Меня осенило, я отправился на кухню, нарезал лимон, который принесли недавно, — ах, каким запахом облагородился воздух! — достал бутылку «Арарата», рюмку. — «Теперь ты у меня запоешь!»
— Один — не пью, — ладонью отстранился Баранов.
— Да мне-то нельзя. — По-видимому, в моем голосе появились плачущие или умоляющие нотки, и Баранов принял все же рюмку, и у него хватило силы даже смачно высосать лимон.
— Все же я от этого воздерживаюсь, — зашевелился он, щелкнул ногтем по бронзовой наклейке коньяка. — В горе оно угробит. И Валерию добивать…
«Значит, что-то другое?» — чуть не воскликнул я и испугался новой догадки и отодвинулся от журнального столика вместе со стулом.
Баранов горестно кивнул, сделав брови шалашиком, сказал:
— Помнишь, я возил тебя на природу?
Еще бы не помнить! Ехали мы довольно долго, по бокам мелькали дома и садочки пригорода, лиственные перелески, зеленые, синие от осиновых стволов, белые светящиеся, когда, кружась, надвигались березы. Юлька всю дорогу меня развлекала. То приникая к моему боку теплыми ребрышками — тогда от Юлькиных волос пахло, как от шерстки котенка, нагретой солнышком, то припадая к дверце с открытым окошком, на путевой ветерок, она без умолку говорила. Всякий поворот дороги, всякий перелесок, встречная пучеглазая машина, люди, «едущие» на бегучей тропинке, скуластая лошадь, «Пьющая» край шоссе, — все вызывало сотни вопросов, мыслей, определений. Я не мог их в точности запомнить, чтобы после передать, да и, пожалуй, мне это неподвластно, только было с Юлькою удивительно хорошо.
— Она вас замучает, — красиво оборачивалась Валерия, и в маленькой мочке ее уха вспыхивало золотое зернышко сережки.
А Баранов ликовал:
— Ага-а, попался, теперь Юлька возьмет тебя в переплет!
— В переплете бывают только книги, — тотчас резонно откликнулась Юлька.
— И люди тоже, — сказал я, чтобы поддержать авторитет Баранова. — Когда они попадают в беду, то говорят: «Угодили в переплет».
— А разве книжки сами попадают в беду? Вот если оборвешь переплет, тогда они голенькие и растрепанные, как замарашки…
Валерия сияла.
Место, куда нас доставил Баранов, было и впрямь прелестное. Спокойная речка, вся в серебристо-зеленом ивняке, в тени крупного с лаковыми стволами ольховника, завязывала большую петлю, а внутри петли пестро лежал лужок в ромашках, колокольчиках, красной овсянице, мятликах, клевере и всяческих других цветах и травах. Всюду кружились, преследовали друг дружку, исчезали и возникали вновь нарядные бабочки и мотыльки, деловито копошились матовые от пыльцы пчелы, важно перебирали лапами богатые, в меховых дохах, шмели. На взлобке теснился хвойный лесок, и оттуда едва слышно тянуло скипидарными запахами смол, разогретых назревающим зноем. Под взгорочком черною болячкою выделялось кострище с буграми головней, и к нему-то сразу уверенно направился Баранов. А Юлька потащила меня на лужок, не вытерпела моей тихоходности, покинула, бросилась хлопать по траве ладошкой — ловить кузнечиков и бабочек, изумляясь, почему никак они не даются ей в руки; потом попросила: «А можно я босичком подышу?» — сбросила сандалики и принялась собирать букет.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Авенир Крашенинников родился в 1933 году в Перми.Окончив семилетку, учился в техникуме, работал прокатчиком на машиностроительном заводе имени В. И. Ленина, служил в рядах Советской Армии; сотрудничал в редакциях областных газет, на радио, в книжном издательстве.Окончил Высшие литературные курсы в Москве. Член Союза писателей СССР с 1964 года.Писать начал с четырнадцати лет. Первое стихотворение было опубликовано в 1953 году в бакинской газете «На страже». Первый сборник стихов — «Песня камских волн» — вышел в Перми в 1959 году.Авенир Крашенинников — автор десяти книг, среди которых документальные повести «Большая родня», «Лично причастен», повесть «Острые углы», роман «Затишье».О трагической судьбе Моисея Югова — славного сына уральской земли, первооткрывателя кизеловского угля, о его побратимах, крепостных крестьянах, об их высокой любви к родине повествует исторический роман «Горюч-камень».
Новая книга писателя посвящена теме нравственного отношения человека к природе.
Дивья пещера… Одна из красивейших на Урале, одна из наименее изученных. Обследован и описан пока лишь главный ход пещеры. Но есть у нее еще и другие ходы и нижние этажи. Туда опасно спускаться даже хорошо подготовленной экспедиции. Однажды утром геолог Белугин обнаружил, что его сын Витька со своим приятелем Стасиком Вилюйским отправились в пещеру. Видимо, они попали в нижние этажи. Белугин с проводником Платоном Гридиным бросились на поиски. О карстовой пещере Дивьей и приключениях двух ребят, заблудившихся в ней, рассказывается в этой книге.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.