1
Надир-шах штурмовал Дели. Сизые тяжкие клубы дыма обволакивали выщербленные стены древней столицы, медленно оползали к земле.
Прикрываясь коваными щитами, персы ворвались уже через Лахорские ворота в стены Красного форта, заплевали белый мрамор мавзолея Хумаюна, с жадностью глотали воду под длинной тенью минаретов Джами Масджида. Неистовые крики, взвизги лошадей, грохот выстрелов слились в один дикий вопль. Будто свирепый дэв, приложив ко рту волосатые ладони, протяжно на разные лады ревел:
— О-о-о, у-у-у, ы-ы-ы…
Тонкие губы шаха дрожали. Холеной в перстнях рукой он схватил с подушечки подзорную трубу. На стенах были только персы. На вершине багрового минарета Кутб-Минар, едва различимый в дыму, плескался флаг. Его, Надир-шаха, флаг!
Бородатый всадник в сбитом набок шлеме ловко слетел с коня, на коленях подобрался к шаху. Надир выслушал его небрежно, дернул плечом. Он давно понял, что столица Великого Могола пала к его стопам.
— Дерианур! — звенящим голосом произнес он.
Город плакал. Не из красного песчаника были сложены его стены, а как будто из отверделой крови. Двести тысяч индусов вырезали персы в этот день. По трупам неверных вбежали воины шаха в храм, человек в сбитом набок шлеме кинжалом вырвал глаз у священной статуи. Алмаз Дерианур — «Море света» — заблистал в троне великого шаха.
Старый звездочет, сухой и сгорбленный, как стручок перца, опасливо покачал тюрбаном:
— О великий и мудрый, звезды говорят: если этот алмаз выпадет из твоего солнцеподобного трона, ты навеки закроешь глаза.
Телохранители шаха бросились к старцу, сбили с него тюрбан.
По вечерам усиленная стража окружала трон. Закованные в кольчугу воины с ужасом поглядывали на алмаз. Им казалось, что глаз богини неотрывно следит за каждым. Не смертный ли приговор написан в этом взгляде! О этот выскочка — туркмен Надир!.. Пять лет назад он замкнул железные двери темницы за шахом Тахмаспом и толкнул на трон маленького Аббаса Третьего. Ай, алла, как быстро ушел к гуриям мокрогубый Аббас! Ай, алла, какой великолепный трон соорудил себе Надир-шах! В ужасе бежали от него османы. Кровью неверных горят на нем рубины. И вот теперь этот страшный глаз богини. Он не дает покоя даже во сне. Хорошо платит Надир-шах. Но один такой алмаз — и можно пить земное вино и ласкать земных гурий, не торопясь к эдемным.
Ха, выпить не грех и сейчас, да простит аллах. Давно прокричали муэззины последнюю молитву, давно смолкли вечерние ишаки. А этот добродушный парень так хитро подмигивает, он положил у трона свой меч, добыл пузатый кувшинчик. Всего по глотку, и не будет жечь спину этот ненавистный и манящий глаз.
…Стареющий шах пробуждался трудно. Странный шум во дворце в этот час, когда начинают кричать ранние ишаки и муэззины, всполошил Надира. Он хлестанул в ладоши, но никто не вползал. Заходясь от гнева, шах зашлепал к двери с кинжалом в руке. Этот ядовитый кинжал был надежнее и вернее тысячи телохранителей. Шах помнил свой путь к звездам.
У трона валялись трупы. А там, где сверкал Дерианур — «Море света», — тускло и насмешливо поблескивала пустая оправа.
Но шли дни, отдал душу аллаху на суд длинноязыкий звездочет, а звезда Надир-шаха все не падала с непрочного небосвода. Однажды владыка правоверных повелел вырыть жалкие кости предсказателя и бросить шакалам. Однако он поспешил. Когда нож, отточенный племянником Али-Кулиханом, вошел в сердце шаха, Надир увидел море света, которое сразу же померкло и стало морем вечной тьмы.
В ужасе бежали из Персии его сторонники. Это случилось через восемь лет после падения Дели, в 1747 году. Среди беглецов был и тот, что выковырнул алмаз из глаза священной статуи. Вглядываясь с опаскою в дымные миражи пограничной Армении, думал ли он, что дети его и внуки станут богатейшими людьми России, владельцами баснословных уральских вотчин! Знал ли он, что драгоценный алмаз, ограненный ювелирами под высокую розу, жил своей жизнью, тайной и горькой. Кровь не прикипала к шлифованным лепесткам розы, и тонкие грани сверкали в жадных и цепких пальцах, горели сквозь ткани и кожу, скользили из мертвых рук…
2
Трехмачтовая торговая шхуна отвалила от берегов Индии. Из отверстых люков, будто присев на лапах, целили в океан широкогорлые пушки. Бронзовый матрос на марсе не отрывал от глаз подзорную трубу. Капитан шхуны опасался за драгоценные грузы.
— На горизонте парус! — тревожно крикнул марсовый.
Полуголые матросы метнулись к пушкам, запалили фитили. В каюте капитана пали на колени владельцы корабля — индийские негоцианты.
О как богата и щедра далекая Россия! Только пошевели рукою — и посыплются на ладонь ее баснословные дары. Где-то там, за многими морями, на берегу бурной Балты, высятся мраморные дворцы ее столицы. Несметно богаты российские магараджи. Не торгуясь, берут они драгоценные ткани и ничего не стоящие за морем муслин, коленкор, тафту, покупают изысканные пряности, редчайшую древесину, слоновую кость. Любит пиры да увеселения стареющая Екатерина, блудливая и хитрая царица необъятной России. А для этого поставляют ей индийские негоцианты во дворец волшебные мази и благовонные жидкости.