Особняк за ручьем - [8]
Из толпы выдвинулся высокий сутулый шофер.
— А ну, кончай глотками работать! — сказал он сухим простуженным басом, ни к кому в особенности не обращаясь. — Надо думать, как делу помочь, а не орать почем зря. — Тяжелым шагом он подошел к Русину. — Вы что же, комендант карьера будете или как?
— Да, — сказал Русин.
— У вас трактор в поселке есть?
— У них бульдозер на карьере! — крикнул кто-то. — Пусть пригонят!
— Бульдозер занят на погрузке, — торопливо объяснил Русин. — Если бульдозером таскать здесь машины, кто грузить будет?
— А в поселке трактор есть? — переспросил сутулый.
— Не знаю. Кажется, нету.
— Должен быть! — сказал сутулый убежденно. — Ты оглянись, парень, какая техника стоит. — Он махнул рукой на застывшую цепочку огней. — Ее же выручать надо. Трактор требуется хоть из-под земли, понял?!
VIII
Русин, тяжело дыша, проходит ощупью темными сенями. В кухне долго шарит по стене ладонью, отыскивая выключатель, и, когда лампочка вспыхивает неярким, мигающим светом, первое, что он видит, — свое отражение в черном стекле окна: облепленная снегом нелепая фигура с сугробом на голове.
Он возвращается в сени, поспешно стряхивает с плеч сырые пласты снега. Только после этого проходит в комнату Лены и, робея от собственной решительности, трогает ее за плечо.
— А? Что такое? Кто? — девушка подтягивает к подбородку одеяло. Но, увидев стоящего перед ней одетого Русина, его растерянное лицо, мокрые волосы, говорит: — А, это вы. Что это вы? Который час?
— Часа два, кажется. В общем поздно.
— Что-нибудь случилось? — тревожно спрашивает Лена.
— Да, вы мне очень нужны. — Русин косится в угол, откуда слышится похрапывание матери, снижает голос до шепота.
— Оденьтесь, я подожду на кухне.
Он сидит на кухне, облокотившись на чисто выскобленные доски стола, и в ушах его — надрывный, задыхающийся гул моторов. Голова медленно наливается тяжестью — спать, спать… Но вот выходит Лена, и он встряхивается.
— Вы знаете, где живет рыжий механик? — спрашивает он.
— Рыжий механик? — Лена одергивает на коленях халатик, в глазах ее, еще не отрешившихся от сна, недоумение. — Какой механик? Что случилось?
— Я не знаю его фамилии, я только видел его однажды, как он самоходку обкатывал на дворе. Ну, вспомните, рыжий такой, лохматый.
— Степан, что ли? — неуверенно говорит Лена. — Такой высокий, шрам на щеке?
— Ну да, он самый! — торопливо соглашается Русин, хотя о шраме не имеет никакого понятия. — Где он живет?
— В общежитии, это далеко, почти на том конце. Молибога его фамилия. Степан Молибога.
— Вы с ним знакомы? — в голосе Русина звучит надежда.
— Знакома. Они с Ильей друзья. Кстати, и живут вместе, в одной комнате…
— С Ильей? Тем лучше! Одевайтесь!
— Да что случилось?
— Неприятность случилась. Объяснять некогда. В общем, сегодня я вызвал семьдесят машин. Вы понимаете, Лена, семьдесят! А тут снег, пурга. Машины, черт бы их взял, забуксовали, да еще под самым карьером. Меня шоферы чуть не съели. Представляете, что сейчас там творится? Трактор нужен, тягач. Пойдемте к этому… к Молибоге.
— Хорошо, пойдем. Но я не зайду.
— Почему, — испуганно спрашивает Русин.
— Я же говорила: они живут вместе с Ильей.
— Так это и здорово!
— Лена опускает голову.
— Мы же с ним поссорились после того, а то как же?
— Тогда решено! Лучшего повода для примирения вам не найти. — Ему вдруг делается радостно от того, что он сказал. — Одевайтесь, дорога каждая минута!
Потом они бегут через темный безлюдный поселок, утонувший в вихрящемся снеге, потом долго стучат в двери общежития — простого бревенчатого дома, каких много в поселке.
Им наконец открывают, и Лена входит в дом, оставив Русина на улице. Минут через пять, которые кажутся ему часом, появляется Илья. Русин бросается к нему, но Илья, закурив, молча скрывается в дверях.
Русин уже теряет надежду и решает войти в дом, но раздается голос Лены, за ним тяжелый топот ног, и на крыльцо выходят сразу трое — Лена, Илья и высокий парень. По-видимому, это и есть Степан Молибога.
— Русин! — зовет торопливо Лена, сбегая со ступенек. — Степа спрашивает, разрешил ли начальник? Я сказала, что разрешил, а то как же? Я правильно сказала?
— Конечно, разрешил, — уверенно говорит Русин и, поддаваясь ее интонациям, невольно добавляет: — А то как же? — и сам удивляется, как это у него убедительно прозвучало.
Рыча и погромыхивая, самоходка катит по запорошенной снегом дороге. Фары в металлических решетках бросают далеко вперед два кинжальных луча. Метель уже затихает, редкие снежинки, залетая в свет, вспыхивают, точно крошечные метеоры.
Русин стоит на ребристом крыле, держась за борт, и в лицо ему бьет ветер. Самоходка легко и быстро берет подъемы и на ухабах покачивается, как лодка на поперечной волне.
Русин наклоняется к водителю, видит на щеке шрам. Перекрикивая грохот, он кричит:
— Слушай, Степан, ты на фронте был?
Тот машет головой.
— Ни. А що?
Русин смеется:
— Мне кажется, что мы на танке мчимся!
— Та цэ и е танк. Тэ тридцать чотыре. Тильки без башни и пулэметив. Дэмобилизованний!
— Ого! А что он у вас делает — демобилизованный?
— Бурыльную установку тягае.
Дорога резко сворачивает, ели уплывают куда-то вниз, и далеко впереди проступает реденькая подковка огней. «Ждут!» Русина вдруг охватывает радость. Словно не было позади холодных ночей в карьере, горьких минут беспомощности и отчаяния; словно только и существовало вот это стремительное движение вперед, да ветер в лицо, да это мужественное гудение брони под ладонью.
В сборник включены рассказы сибирских писателей В. Астафьева, В. Афонина, В. Мазаева. В. Распутина, В. Сукачева, Л. Треера, В. Хайрюзова, А. Якубовского, а также молодых авторов о людях, живущих и работающих в Сибири, о ее природе. Различны профессии и общественное положение героев этих рассказов, их нравственно-этическне установки, но все они привносят свои черточки в коллективный портрет нашего современника, человека деятельного, социально активного.
Острое социальное зрение отличает повести ивановского прозаика Владимира Мазурина. Они посвящены жизни сегодняшнего села. В повести «Ниночка», например, добрые работящие родители вдруг с горечью понимают, что у них выросла дочь, которая ищет только легких благ и ни во что не ставит труд, порядочность, честность… Автор утверждает, что что героиня далеко не исключение, она в какой-то мере следствие того нравственного перекоса, к которому привели социально-экономические неустройства в жизни села. О самом страшном зле — пьянстве — повесть «Дурные деньги».
Книга посвящена французскому лётчику и писателю Антуану де Сент-Экзюпери. Написана после посещения его любимой усадьбы под Лионом.Травля писателя при жизни, его таинственное исчезновение, необъективность книги воспоминаний его жены Консуэло, пошлые измышления в интернете о связях писателя с женщинами. Всё это заставило меня писать о Сент-Экзюпери, опираясь на документы и воспоминания людей об этом необыкновенном человеке.
«Старый дом на хуторе Большой Набатов. Нынче я с ним прощаюсь, словно бы с прежней жизнью. Хожу да брожу в одиноких раздумьях: светлых и горьких».
Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.
«Долгое эдвардианское лето» – так называли безмятежное время, которое пришло со смертью королевы Виктории и закончилось Первой мировой войной. Для юной Делии, приехавшей из провинции в австралийскую столицу, новая жизнь кажется счастливым сном. Однако большой город коварен: его населяют не только честные трудяги и праздные богачи, но и богемная молодежь, презирающая эдвардианскую добропорядочность. В таком обществе трудно сохранить себя – но всегда ли мы знаем, кем являемся на самом деле?
Этот роман покрывает весь ХХ век. Тут и приключения типичного «совецкого» мальчишки, и секс, и дружба, и любовь, и война: «та» война никуда, оказывается, не ушла, не забылась, не перестала менять нас сегодняшних. Брутальные воспоминания главного героя то и дело сменяются беспощадной рефлексией его «яйцеголового» альтер эго. Встречи с очень разными людьми — эсэсовцем на покое, сотрудником харьковской чрезвычайки, родной сестрой (и прототипом Лолиты?..) Владимира Набокова… История одного, нет, двух, нет, даже трех преступлений.