Особая должность - [14]

— Сбежать хотел, что тут непонятного? — устало возразил Гарамов.

— Чудак ты, Аркадий, ей-богу! Там же воды всего десять сантиметров, а под ней — сплошные камни. Костей бы его не собрали.

— Еще что? — спросил Гарамов, уже не скрывая раздражения.

— А то, что всего лишь для отвода глаз вся эта его версия с пламенной любовью. Хотя бы потому, что человек, который так любит, что на преступление готов, не станет от одной женщины к другой мотаться.

— Почему — нет? — Гарамов подмигнул выпуклым карим глазом. — От несчастной любви лучшее лекарство другая женщина. И вообще, что это тебя, Лева, вдруг на любовные версии потянуло?

— Не меня, как видишь, а Скирдюка. — Коробов допил чай. — Нет, Аркадий, — произнес он решительно, — дело Скирдюка я не оставлю.

— Опять — твоя знаменитая интуиция? — не тая насмешки, спросил Гарамов.

— И она — тоже. — Коробов на миг задумался. — Жизнь, Аркадий, — сказал он, — сама научила меня: и факты, и логика, и интуиция — не последнее дело в нашей с тобой работе. Жизнь и еще один человек, Аврутин. Он теперь, наверное, полковник. Никак не меньше. Будет время, расскажу тебе и о нем, и о том, как он мне помог самого себя найти. А сейчас, я думаю, удастся ли убедить Демина, чтобы он и тебя к этому делу подключил. Как смотришь?

Гарамов выразительно посмотрел на него. Без слов понятно было: «Ты что, друг, рехнулся?».

Однако, когда Коробов позвонил Демину и дал понять, что дело заслуживает внимания, полковник разрешил не только ему самому остаться, но и подключить к работе Гарамова. Добавил все же:

— Чтоб вдвоем — в два раза быстрей, а не наоборот. Понятно?

— За женщин надо браться, за женщин! — Гарамов, желая как можно скорей доказать Коробову несостоятельность его предположений, уже выписывал из дела адреса. — Как раз тот случай, когда надо именно — шерше ля фам.

— Действуй, Аркадий, — легко согласился Коробов. — И я тоже познакомлюсь поближе с одной, с Зиной-диспетчершей, как ее Суконщикова назвала.

Он узнал, что Зина сменилась с дежурства еще утром, и пошел к ее дому (Зина жила с родителями в особнячке под горкой) пешком, чтобы не привлекать внимания соседей. Открыла молодящаяся женщина. Волосы ее были закручены мелкими колечками. Следом за ней показалась в дверях и сама Зина, с томными большими глазами и нежным ртом, девушка из тех, кого считают хорошенькими. Коробов назвался и был поспешно впущен в дом.

По военным временам жили здесь обеспеченно. На овальном столе, накрытом толстой скатертью с тяжелой бахромой, стояла ваза, в которой горкой были насыпаны конфеты, вокруг валялись цветные обертки и яркая фольга. На блюдах лежали яблоки, груши и гранаты, печенье и ломти торта. Перехватив взгляд Коробова, хозяйка мигом убрала чайную посуду и все, что было на скатерти, и ушла на кухню. Коробов, как он и просил о том, остался вдвоем с Зиной.

Несомненно, она ожидала, что история со Скирдюком, о чем, конечно же, были все наслышаны, как-то коснется и ее, и потому визит человека, назвавшегося военным следователем, не испугал.

— Что, расстреляют теперь Степана? — как-то по-деловому справилась Зина, когда Коробов сообщил ей о цели своего прихода, о которой она и сама догадывалась. Тон был едва ли не безучастный, и все-таки из подведенных глаз Зины не потекли, а брызнули слезы. Она быстро взяла себя в руки и начала ровным голосом, не торопясь, рассказывать о том, как катались они со Скирдюком на мотоцикле («Иногда до самого Акташа доезжали...»), как потом начал Скирдюк захаживать к ним («Но только не подумайте: со мной он ничего такого себе не позволял. И потом — папа у нас кавказец, человек строгий. Всегда только при нем сидели. Ну, пили чай, иногда — чего покрепче. В карты играли. Степан тут самого чёрта обставит»).

Папаша по фамилии Зурабов был экспедитором холодильника на железнодорожной станции, следовательно, его со Скирдюком связывали и деловые отношения. Однако сейчас внимание Коробова было отвлечено иным. Он слушал Зину, а сам все заглядывал в приоткрытую дверь.

Зина прервала себя.

— Это степанов китель там висит, — все так же спокойно сообщила она, — он уже и вещички свои кой-какие к нам перенес. На май расписываться собирались. Так и вышло бы, когда б не швабра эта, не Нелька задрипанная, — Зина коротко вскрикнула, будто наткнулась на острие, и помотала головой, успокаиваясь. Халат на ее высокой груди распахнулся, но она не замечала этого, хотя Коробов и отводил деликатно глаза.

— Давно началось у него это, с Гатиуллиной?

— Шут его знает! — зло ответила Зина. — Он же, Степан, вообще по натуре дурной. Шатун. То с ремесленницей какой-то крутил, то с медсестрой из военного госпиталя. Я обижалась, конечно, как узнаю про что-то такое — пла́чу, а папаша успокаивал: все, говорил, так в молодости. Пройдет. Баловство кончается, жена остается.

И тут Коробов спросил намеренно жестко:

— Вы что, не знали, что Скирдюк давно женат? Что у него и ребенок есть, мальчик, Миколкой зовут? Семья у него там, на временно оккупированной территории.

У Зины отвердели губы.

— Не может быть, — произнесла она с трудом, — это вы нарочно...

— Вот — выписка из личного дела. Можете в этом месте прочитать сами. Кроме того, очную ставку устроим вам.