Особая должность - [13]

Шрифт
Интервал

Но, очевидно, и на этот вопрос ответ был заготовлен загодя.

— Приметил я ее давненько, только никак добраться до нее не мог. Такую женщину не возьмешь с ходу. Такие цену себе знают.

— Когда же все-таки вы добрались до нее, как вы выражаетесь?

Скирдюк пошевелил губами, будто подсчитывая.

— Летом, наверное. Точно — летом. Потому что они на Чирчике как раз купались с девчатами, а я с двуколкой мимо проезжал.

— Ездовой был ваш? Фамилия?

— Алиев. Наверно, он был. С другими я редко езжу.

— Продолжайте.

— Ну так вот. Отправил я двуколку в часть, а сам к ней. Отбил ее от гурта, слово за слово и познакомились.

Понятно было, что несмотря на предупреждение в самом начале допроса, Скирдюк от своей любовной версии не отступит. И Коробов задал последний, сейчас — самый важный вопрос:

— Что же вам мешало соединиться с Наилей, жить с ней, как говорят, в любви и счастье? — Коробов знал из личного дела Скирдюка, что тот женат, но ждал, чтобы арестованный сам сознался в этом.

Скирдюк отвернулся к стене. Ответил он после долгого молчания:

— Я уже женатый. Жинка, правда, пока под оккупацией, но оно ж не навеки. Так? — Впервые уловил Коробов искренние ноты. — Есть жинка, есть и семья. Хлопчик, Миколка, — Скирдюк прикрыл глаза и умолк на минуту, а прежде, чем заговорить снова, вздохнул. — А самое главное, — он исподлобья взглянул на Коробова, — не любила Нелька меня. Это — точно. Ее голубишь бывало, а она мало что в морду тебе не плюет. Вы когда-нибудь переживали такое? — Он неожиданно вскочил. — За что вы мучаете меня? Под трибунал скорей — и точка! — Замотал курчавой головой и закрыл лицо ладонями.

— Без истерик, Скирдюк! Вот, выпейте воды и отправляйтесь в камеру. Подумайте там еще. Может, поймете, что не надо морочить следствие сказками?

Скирдюк заскрипел зубами.

Коробов вызвал конвой.

— Война идет, — напомнил он сурово, когда вошел конвоир, — люди жизни отдают, самое дорогое. Может и вы еще сумеете послужить Родине, если расскажете обо всем чистосердечно? Вот о чем надо думать, Скирдюк.

Фраза — едва ли не обязательная, однако, услышав ее, Скирдюк запнулся у порога. На миг он повернул к Коробову лицо. Напряженная мысль застыла на нем, но тут же Скирдюк шумно вздохнул и вышел.


Утренним рабочим поездом прибыл старший лейтенант Гарамов — оперуполномоченный того же отдела, где служил Коробов. В свойственной ему манере, с тем выражением на молодом благополучном и даже несколько холеном лице, которое называется «Нас ничем не удивишь, и не такое мы видали!», сообщил он Коробову, что Старик (так называли они между собой своего начальника, полковника Демина) сердится, дела незавершенные остались, а Коробов застрял здесь. Коробов возразил, что далеко не все представляется ему здесь простым и ясным, и познакомил Гарамова с делом. Однако Гарамов прибыл, очевидно, не только с заданием от Демина («Посмотрите там вместе с Коробовым, помаракуйте: может, не представляет это дело интереса для нас?»), но и с готовым, сугубо личным мнением.

— Опять мудришь ты, Лева, — говорил Гарамов, выпячивая нижнюю пухлую, как у девицы, губу и небрежно листая протоколы допросов. — Трагично, конечно: застрелил пьяный девушку ни за что ни про что. Но хочешь, я тебе в два счета закруглю это дело для передачи по принадлежности — в военную прокуратуру?

То было продолжением давних споров. Гарамов был младше Коробова года на два, однако его уже порой ставили в пример другим: «Гарамов зря время не тратит. Парень с хваткой...»

Не относясь прямо к Коробову, звучало такое заключение как упрек. У Коробова в самом деле случались расследования, когда, не щадя себя, с огромным трудом он расшифровывал им же самим составленное уравнение со многими неизвестными, а «икс», как выражался, хмыкая, тот же Гарамов, оказывался «равным нулю». Так было, к примеру, с инвалидом, который вернулся с войны с документами погибшего однополчанина и долго выдавал себя за него. Гарамов предложил передать это дело милиции, поскольку большего оно не заслуживает, Коробов же довел расследование до конца и получил в итоге «жирный пшик»: оказалось, что инвалид попросту таким образом сбежал от алиментов.

Гарамов не преминул напомнить ему об этом провале и сейчас, однако Коробов не отступал.

Они пили чай в чайхане, сидя в изрядном отдалении от общего помоста, за колченогим столиком. Ловко вскрывая перочинным ножом банку американской тушенки, Гарамов внушал по своему обычаю так, будто был старше и по званию, и по возрасту:

— Пойми, наконец, начальству нужен результат. А что это такое? — Гарамов слизал с лезвия жир. — Ты же тратишь порох зря. У тебя сейчас дело — простое, как мычание. Пусть Скирдюк получит то, что полагается по закону, обосновать обвинение должен прокурор, сделать ему это нетрудно, все факты налицо, а у нас, ты знаешь, осталось в Ташкенте кое-что поважней. Поэтому покушай, перестань грустить, потому что девушкам нравиться не будешь, и закругляйся.

Коробов с аппетитом ел, запивая бутерброды жидким, но зато огненно горячим чаем.

— Конечно же, Скирдюк свое получит, — ответил он, жуя. — Он, кстати, и сам к этому стремится. Но почему он сам так торопится к этому? К примеру, когда мы его везли, он из машины выброситься хотел. Еле-еле удержал я его. А мы, между прочим, по мосту проезжали. Высота там — метров пятнадцать.


Рекомендуем почитать
Вестники Судного дня

Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


Великая Отечественная война глазами ребенка

Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.


Из боя в бой

Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.


Катынь. Post mortem

Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.