Особая должность - [12]

Шрифт
Интервал

— Пустила. Разве ж нас поймешь? А потом, значит, и порешил он ее, подлец.

— Тянуло его, выходит, к Неле, хоть и старше других, хоть и не такая уж красивая?

Клава пожала плечами и сообщила как о чем-то вовсе уж пустяковом:

— Чудной он все-таки какой-то, а может — псих. Потому и застрелил ее, наверное. Как выпьет, так и начинает петь Нельке: «Ты — солдат тыла. На таких весь фронт держится. Не зря тебе талоны на усиленное питание выдают. Так, наверное?» Нелька, конечно, молчит. Есть вещи, про которые говорить не полагается. Это мы понимаем.

Коробов помолчал. Достал из полевой сумки пачку печенья (сухой паек), дал Витьке (тот тут же начал облизывать глянцевую обертку) и попрощался.


Теперь, занявшись делом по-настоящему, Коробов прямо от Клавы Суконщиковой отправился в отдел кадров лаборатории, где работала Неля. В тоненьком личном деле Гатиуллиной Наили Мингазовны он прочел ее автобиографию, едва занявшую треть листка: «...родилась в 1910 году в селе Ермекеево Башкирской АССР, окончила 7 классов и нефтяной техникум в городе Саратове, впоследствии работала на нефтекомбинате в Черниковске.

Отец ушел к другой семье, когда мне было шесть лет. Мать, Гатиуллина Минавар, 1887 года рождения, умерла в 1940 году от сердца...»

Затем в деле были подшиты копии приказов. Последний, датированный декабрем 1942 года, гласил, что Гатиуллина Н. М. принята на должность лаборантки. На копии стоял оттиск штампа «секретно».


Днем Коробов велел привести Скирдюка на первый допрос. На лице Скирдюка, изрядно осунувшемся за прошедшие после убийства сутки, застыло выражение безразличия ко всему на этом и на том свете, однако Коробов сразу же вывел его из состояния равнодушия, то ли действительного, то ли мнимого.

— Вот что, Степан Онуфриевич, — сказал Коробов, заполнив первую страницу, где записал обычные сведения о допрашиваемом, — сейчас — война, времени у всех в обрез, у меня тем более, поэтому давайте сразу отбросим легенду о вашей несчастной любви с Наилей, о том, что вы решили вместе уйти из жизни, но рука на себя у вас, мол, не поднялась.

Желваки на проступивших скулах Скирдюка заходили. Он ожидал, очевидно, чего угодно, но только не такого начала.

— Откуда вам про это известно? — спросил Скирдюк с недоумением, похожим на суеверный испуг.

— Спрашиваю здесь я, — напомнил Коробов, — ваше дело — отвечать, а потому скажите, сколько выстрелов было вами произведено?

Скирдюк вскинул на него из-под нахмуренных густых бровей тяжелый взгляд. В нем мелькнули недоумение и страх, и это не укрылось от Коробова.

— Разве ж это я стрелял? — начал Скирдюк хрипло и тут же закричал, с силой стукнув себя в грудь. — Оно, оно во мне горело.

Он произносил по-южному: «воно, воно...»

— Так, Степан Онуфриевич, выходит, склоняете вы нас все-таки к той же версии: убийство на почве трагической любви? — Коробов вздохнул. — Что ж, дело ваше... Будем опровергать. Итак, если вот здесь, — Коробов указал на сердце, — такая огромная любовь, других женщин к себе не приглашают. Ремесленниц, к примеру, или медсестер. И с диспетчером Зиной не заводят романов тоже. Как это вы все свяжете вместе?

Скирдюк вновь повел встревоженно глазами, но тут же хмыкнул пренебрежительно:

— Намололи уже вам бабы. Языки без костей...

— Проведем очные ставки, если вы настаиваете на большой любви.

— Да мне один теперь хрен, — раздраженно бросил Скирдюк, — что вам полагается, то и проводите. Все едино — к стенке. Того я поскорей и желаю. Не мучили бы только разговорами, а сразу. Мне теперь жисть не в жисть.

— Без Нели?

Скирдюк засопел и кивнул.

— Пусть так. А сколько патронов было у вас в барабане?

— Не помню, — ответил Скирдюк глядя в пол. — Я никогда полный не заряжаю.

— Барабан сейчас пустой.

— У меня всегда не хватает.

— Можете объяснить, почему?

— Привычка.

— Не верю. Вы военный и знаете, что магазин у оружия всегда должен быть полным за исключением особых случаев, например, выполнение на стрельбище специального упражнения.

— А я и вправду вам скажу, вы все едино не поверите.

— А вы скажите, Степан Онуфриевич, все-таки.

— Игра есть такая, может, слыхали когда: «Дуэль с судьбой» называется?

— Да-а... Развлеченьице, щекочущее нервы: несколько гнезд пустых, провертеть барабан, наган к виску и нажать на спуск. Только вам зачем было заниматься этим? Жизнь надоела?

— Я же говорил — не поверите вы мне.

— Все потому же: из-за несчастной любви? Да разве же могла Наиля, у нее, у бедняги, уже волосы седели, отказать в любви вам, молодому, красивому? И вообще, что могло вас привлечь к ней?

Скирдюк скривил губы в подобии усмешки.

— Не для протокола, — произнес он тихо и доверительно наклонился над столом, так, будто находился не на допросе, а в тесной мужской компании. — Татарочек вам встречать не доводилось?

Коробов на миг стушевался.

— Да ничего, — с некоторым оттенком снисходительности продолжал Скирдюк, — вы же помладшей меня будете. Успеется. А повезет, поймете сами.

Человек этот был не прост. Коробов преодолел замешательство и строго произнес:

— Ближе к делу. Где и когда вы познакомились с Гатиуллиной?

Он уже знал из показаний Клавы Суконщиковой, что «видный из себя военный» начал появляться в гостях у Нели незадолго до Нового года, значит, как раз в ту пору, когда Гатиуллину перевели в экспериментальный цех лаборатории.


Рекомендуем почитать
Вестники Судного дня

Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


Великая Отечественная война глазами ребенка

Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.


Из боя в бой

Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.


Катынь. Post mortem

Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.