Ослепительный нож - [165]
Села, пробудив сама себя, не в состоянии опамятоваться. Собравшись с духом, поднялась. В оконце - темь. Пора!..
Путём, что накануне заучила, спустилась без светца во двор. Должно быть, и пиршебники, и слуги омертвели до утра. Судя по караульщику, что у крыльца на сгнившей плахе сам лежит, как плаха, так оно и есть.
На задах склада, где хранились сахарные головы, чертополох взабыль густой, как волосы лесного чудища. Евфимия надолго занялась ощупыванием задней стенки кладовой. Вот он и лаз! С натугой извлекла кусок из сбитых брусьев. Дохнуло смрадом. Изверги не принесли посуды тюремному сидельцу.
- Кузьма!.. Проснись, Кузьма!
- А?.. Что?..
Ножом, сокрытым в платье на пиру, не так-то скоро удалось разрезать сыромятные тугие смыки на его руках.
- Дочь Всеволожа? Уй-юй-юй! - завыл Кувыря. Когда продрались из чертополоха, на их беду взошла луна.
Савраска, в суете не распряжённый, стоял с телегой у плетня в другом углу двора.
- Ух, скареды! Не дали ни овса, ни сена, - сетовал Кузьма. - Смородиновый куст объел от голоду!
Запор был дружно отодвинут, воротину сумели отворить без скрипа. И вот уже телега мчится по дороге. А конь оглядывается, будто бы оставил, потерял кого… И вдруг заржал! Протяжно, неуёмно, как собака по покойнику.
- Матрёну кличет! - шмыгнул носом осиротевший поводатарь.
Спутница обеспокоилась другим:
- Беду накличет! Не ошиблась.
Двор, пришёл в движение. Возникли голоса. Прикрытая воротина вновь растворилась. Выскочили люди. Один проворно вскинул лук…
- Меткач! - сквозь зубы процедил Кузьма, хлеща Савраску. - Попади, попробуй!
Стрелы полетели… Нет, не достигли. Боярышня перевела дух. Конь взял с места вскачь. Усадьба далеко… Кувыря же трясёт рукой.
- Ты что, Кузьма?
- Достал стрелюга окаянный! Воистину меткач!
Евфимия увидела стрелу пониже локтя. Стрела была необычайно тонкая, короткая. Что за стрела? Пришлось разодрать рукав, извлечь проклятую летунью воднодёржку. Кувыря ойкнул. Струйка крови побежала по руке.
- Прими-ка вожжи, отсосу руду, - попросил он. Евфимия гнала, гнала Савраску. Ждала сугону.
- Горько. Яд какой-то, что ли? - ворчал Кузьма. - Зачем охотникам такие стрелы?
- У гадов не без ядов, - произнесла Евфимия. Дохнуло рыбным запахом реки. Вот он, знакомый мост! За ним - Мамоново поместье. Погони можно перестать бояться. Боярышня, плеснув в ладони, возгласила:
- Нивны!
- Кабы Новгород Великий! - возмечтал Кувыря. - Здесь не стог, а мы не иглы. Как восстанут княжьи псы от сна…
- Нас не найдут! - вскричала Всеволожа с мыслью о жилище ведьм.
2
Многое переживала за короткий век Евфимия. А тут… Увидела и задохнулась, словно рыба на песке.
- Тошнит!.. Меня тошнит, - стонал Кузьма.
Нет сил откликнуться. Боярышня шаталась на ветру осинкой-сиротинкой…
Не было терема. Воняла погарь. Ни служб, ни бани, ни медуш, ни погребов. Лишь головни и головни… За погарью - бесхозный огород. За яблонями - лес.
Кузьма согнулся у обрубыша ветлы. Со стоном выворачивал нутро…
Евфимия безмолвствовала идолицей на моляне.
Изнемогший распрямился наконец. Приставил руку козырем ко лбу:
- Людин какой-то ищет что-то…
Найдёшь ли на пожарище хоть что-нибудь, придя последним?
Людин приблизился, узрел чужих. Евфимия с трудом узнала обельного крестьянина Силвана. Лет пять как отработал кабалу. Поднял своё хозяйство в деревне за рекой. По найму у бояр порою исполнял короткий труд.
- А, московлянка? - щурился Силван.
А московлянка как глухая: немо смотрит на разор, и ничего, кроме обугленных стропил и чёрных головней, не видит, и ничего не узнает. Вот зашептала, будто заклинание, одно и то же:
- Божья кара или княжья?.. Божья кара или княжья?..
- Княжья, - обронил Силван и пояснил: - Явились кмети. Жгли всё, что горело. Взяли рухлядь. А бояр за караулом отвезли в Можайск.
- За караулом? - уловила страшные слова Евфимия. - Акилину свет Гавриловну с Андреем Дмитричем? За что? - Она пыталась разумом переварить беду.
Силван пересказал, что слышал:
- Боярина назвали ведьмаком! Кудесит сам, даёт приют кудесникам иноплеменным. Боярыню же объявили ведьмой! Сердца-де вынимает человеческие. Кладёт в воду. Её ведуньи-девки той водой кропят, бродя по сёлам. Оттого горят дома.
- Горят дома? - как эхо, повторила московлянка.
- Третьего года Гридя Ярцев погорел, - вспомнил Силван. - Тем летом - Алексей Боловолоков. Весной - Иван Будиволна…
- Ты веришь? - подняла брови Евфимия. - Веришь, будто бы…
Силван поскрёб в затылке:
- На что людская вера земным богам?
И отошёл, да воротился. Сблизился лицом с боярышней, сказал таимно:
- Не ходи в лес. Там пусто.
Вспомнились слова Можайского о Нивнах: «Там пусто!» Всеволожа сжала руки на груди.
- Там нет лесных сестёр, - примолвил горестный поведыватель.
Боярышня спросила шёпотом:
- Бежали?
Поселянин отрицательно тряс головой:
- Их кто-то предал. Навёл расправу. Казнители рассказывали с бранью: сёстры бились крепко. Спешно отступали в чащу. Кудри бы убрать под шишаки! Дрались простоволосые. А дебрь - не поле. Повисла каждая на сучьях, как Авессалом Библейский. Всех похватали. Заключили в их же лесном тереме и обложили сушняком… Двенадцать ведьм сожгли!
Боярышня хотела опереться на руку Кузьмы. Кувыря оказался в стороне. Вновь выворачивал нутро…
Двенадцатый век. На месте Москвы - Красные села, коими владеет боярин Кучка. Его тайными происками уничтожена семья соперника, новгородского боярина Гюряты. Счастливо спасшийся младенцем Родислав встречает любимую дочь своего смертельного врага. И отныне - куда бы ни забросила его судьбина: в вертеп лесных разбойников или в половецкий плен, в заморские страны или на поле междоусобной брани - все помыслы его о ненаглядной своей возлюбленной...
Новый роман известного современного писателя-историка рассказывает о жизни и деятельности одного из сыновей великого князя Дмитрия Ивановича Донского — Юрия (1374–1434).
Роман Дмитрия Конаныхина «Деды и прадеды» открывает цикл книг о «крови, поте и слезах», надеждах, тяжёлом труде и счастье простых людей. Федеральная Горьковская литературная премия в номинации «Русская жизнь» за связь поколений и развитие традиций русского эпического романа (2016 г.)
Роман «Испорченная кровь» — третья часть эпопеи Владимира Неффа об исторических судьбах чешской буржуазии. В романе, время действия которого датируется 1880–1890 годами, писатель подводит некоторые итоги пройденного его героями пути. Так, гибнет Недобыл — наиболее яркий представитель некогда могущественной чешской буржуазии. Переживает агонию и когда-то процветавшая фирма коммерсанта Борна. Кончает самоубийством старший сын этого видного «патриота» — Миша, ставший полицейским доносчиком и шпионом; в семье Борна, так же как и в семье Недобыла, ощутимо дает себя знать распад, вырождение.
Роман «Апельсин потерянного солнца» известного прозаика и профессионального журналиста Ашота Бегларяна не только о Великой Отечественной войне, в которой участвовал и, увы, пропал без вести дед автора по отцовской линии Сантур Джалалович Бегларян. Сам автор пережил три войны, развязанные в конце 20-го и начале 21-го веков против его родины — Нагорного Карабаха, борющегося за своё достойное место под солнцем. Ашот Бегларян с глубокой философичностью и тонким психологизмом размышляет над проблемами войны и мира в планетарном масштабе и, в частности, в неспокойном закавказском регионе.
«Юрий Владимирович Давыдов родился в 1924 году в Москве.Участник Великой Отечественной войны. Узник сталинских лагерей. Автор романов, повестей и очерков на исторические темы. Среди них — „Глухая пора листопада“, „Судьба Усольцева“, „Соломенная сторожка“ и др.Лауреат Государственной премии СССР (1987).» Содержание:Тайная лигаХранитель кожаных портфелейБорис Савинков, он же В. Ропшин, и другие.
В 1977 году вышел в свет роман Льва Дугина «Лицей», в котором писатель воссоздал образ А. С. Пушкина в последний год его лицейской жизни. Роман «Северная столица» служит непосредственным продолжением «Лицея». Действие новой книги происходит в 1817 – 1820 годах, вплоть до южной ссылки поэта. Пушкин предстает перед нами в окружении многочисленных друзей, в круговороте общественной жизни России начала 20-х годов XIX века, в преддверии движения декабристов.
Произведения, включённые в этот том, рассказывают о Древней Руси периода княжения Изяслава; об изгнании его киевлянами с великокняжеского престола и возвращении в Киев с помощью польского короля Болеслава II ("Изгнание Изяслава", "Изяслав-скиталец", "Ha Красном дворе").
Юрий Долгорукий известен потомкам как основатель Москвы. Этим он прославил себя. Но немногие знают, что прозвище «Долгорукий» получил князь за постоянные посягательства на чужие земли. Жестокость и пролитая кровь, корысть и жажда власти - вот что сопутствовало жизненному пути Юрия Долгорукого. Таким представляет его летопись. По-иному осмысливают личность основателя Москвы современные исторические писатели.
Время правления великого князя Ярослава Владимировича справедливо называют «золотым веком» Киевской Руси: была восстановлена территориальная целостность государства, прекращены междоусобицы, шло мощное строительство во всех городах. Имеется предположение, что успех правлению князя обеспечивал не он сам, а его вторая жена. Возможно, и известное прозвище — Мудрый — князь получил именно благодаря прекрасной Ингегерде. Умная, жизнерадостная, энергичная дочь шведского короля играла значительную роль в политике мужа и государственных делах.
О жизни и деятельности одного из сыновей Ярослава Мудрого, князя черниговского и киевского Святослава (1027-1076). Святослав II остался в русской истории как решительный военачальник, деятельный политик и тонкий дипломат.