Ослепительный цвет будущего - [85]

Лицо ребенка я узнаю только благодаря фотографиям, висящим в кабинете отца. Это я. Маленькая Ли, дочь Дори и Брайана, в те времена, когда мы втроем еще обожали друг друга, до того как все пошло наперекосяк.

Или все было не так с самого начала?

Мерцание.

Мама стоит на кухне в фартуке. У нее волосы до плеч, и несколько белых прядок покрашены ее любимой хной. Нарезав кусок тофу до половины, она вдруг замирает. Нож выпадает у нее из руки и со звоном падает в раковину. Никого не рядом, чтобы спросить ее, что стряслось. Она одна на кухне – с трясущимися руками и слезами, вытекающими из уголков глаз. Глаз, которые не видят ничего, кроме ножа.

Вспышка.

Мама машет мне, стоя у двери, пока я бегу на желтый школьный автобус, а затем разворачивается и снова падает на диван. Выражение лица у нее такое, словно за ней охотятся привидения.

Вспышка.

Мама стоит в подвале с бутылками оксикодона и жидкого чистящего средства. Она где-то слышала, что проглоченная пища достигает желудка всего за десять секунд. Но сколько времени займет переваривание? И сколько – если говорить о жидкости?

Вспышка.

Мама встает с постели посреди ночи. Она идет тихо и медленно, чтобы не скрипел пол. В гараже она садится в наш седан на водительское место; ключи врезаются ей в ладонь. Она размышляет. Обдумывает. Включить ли машину. Не открывая двери гаража. И если никто в доме не встанет, она просто уснет за рулем. Не нужно даже никуда ехать. Она могла бы просто спать вечно.

Вспышка.

Мама лежит на полу ванной калачиком, прижавшись щекой к кафелю, и поглаживает пальцами крылышки своей нефритовой подвески.

Вспышка.

Папа выходит с чемоданом из дома, чтобы отправиться на свою первую конференцию. Его первая неделя вдали. Он целует маму, и она улыбается, но это не искренняя улыбка. Фальшивая. Она не освещает ее лицо.

Папа не замечает. Он слишком взволнован. Как он может этого не видеть?

Он катит чемодан к ожидающему его такси и улыбается нам, пока водитель загружает сумку в багажник. Последний взмах рукой – и автомобиль отъезжает.

Вспышка.

Мама открывает заднюю дверь и встает босиком на свежевыпавший снег.

Ее мысли трепещут, как страницы открытой книги на сильном ветру. Мысли о снеге. О том, что холод – это не так уж плохо. Пусть она дрожит, но эта дрожь отвлечет ее от всего остального.

И через некоторое время она просто уснет. Оторвавшись от мира. Лежа в углублении от снежного ангела и досматривая свой последний сон.

Вспышка.

Цвета исчезают. Свет растворяется.

Я слышу всхлип и понимаю, что это мой. Но, коснувшись лица, обнаруживаю, что щеки остались сухими. На самом деле я не плачу. Я никогда еще не чувствовала себя такой иссушенной.

Задолго до того, как я потеряла маму, мама потеряла свою сестру. Мама потеряла родителей – или, во всяком случае, она в это верила. А вера – разновидность магии. Вера может многое воплотить в жизнь.

Задолго до того, как врачи категоризировали ее состояние и дали ей рецепты с многосложными названиями медицинских препаратов. Задолго до того, как папа начал пропадать в командировках.

Задолго до всего этого: ей уже было больно.

84

Я моргаю, чтобы отогнать воспоминания, и мир возвращается в оттенках, ставших из-за недостатка сна слишком резкими.

Зачем дым показывает все это мне? Зачем cнова вызывать у меня страдания, когда я уже так много потеряла? Столько всего было бы лучше просто забыть.

От всего этого в легких застревает боль.

Я смотрю вниз в поисках серой cубстанции, но там ничего нет. Ни пыли, ни пепла.

Вместо этого у меня на ладони покоится нефритовый кулон – такой же, как прежде. Он не сгорел. В грудь ударяет волна облегчения, и я делаю глубокий вдох.

Он все еще здесь. Я могу оставить его себе.

Единственное доказательство того, что тут горели благовония и разворачивались воспоминания, – подпаленная цепочка. Некоторые участки окислились и стали темными. Но звенья все равно держатся крепко. Я застегиваю подвеску на шее, радуясь утешительному грузу кулона, радуясь, что после всего случившегося у меня сохранилось хотя бы это.

85 Зима, десятый класс

Зимние каникулы начались с того, что порвалась цепочка от маминой цикады.

Мама стояла, сложившись пополам, и искала что-то в шкафчике под кухонной раковиной, и вдруг по полу зацокал нефритовый кулон, без всякого ритма или видимой на то причины. Мама сразу же пошла и купила новую цепочку – на время, пока будут чинить старую, – но это было не то. Серебро казалось слишком блестящим, длина – недостаточной, а форма звеньев – просто не такой, как нужно.

Это казалось зловещим предзнаменованием.

Позже, вспоминая этот случай, я понимала: еще тогда мне стоило обратить внимание на то, как я искала возможные оправдания происходящему.

Знак это был или нет – но те каникулы вышли странными. Аксель впервые за несколько лет отправился навещать семью в Сан-Хуан, а Каро снова уехала кататься на сноуборде.

Папа должен был остаться надолго, и рождественский день начинался вполне многообещающе.

Папа выдвинул стул, пока мама лепила дамплинги.

– Я помогу.

Он взял стопку тонких кружков из теста и принялся накладывать начинку в центр каждого, защипывая края.