Оскорбленный взор. Политическое иконоборчество после Французской революции - [151]

Режим суверенитета соответствует исключительному времени или неопределенности настоящего момента, когда кажется, что суверенная власть доступна, что разные варианты будущего возможны. Коллективные ожидания направлены на захват власти, пусть даже он будет чисто символическим, и/или эфемерным, и/или служащим интересам других. Иконоборчество функционирует как утверждение суверенитета. Мощь, приписываемая образам и знакам, в этот момент достигает максимума. Такое иконоборчество часто берется на вооружение толпами, которые избирают своими мишенями многочисленные знаки суверенитета (от вывесок лавок, украшенных знаками власти, до портретов государя). Кроме того, оно ритуализируется в формах, как правило, карательных: заочные казни изображений, позорящие шествия, присвоение светских реликвий. Для некоторых участников восстания это становится способом принять участие в коллективной истории, проявить «революционный протагонизм». Иконоборчество может принять форму зрелища (таково сожжение трона в 1848 году или удаление орлов в 1870‐м). Оно может тиражироваться в изображениях. Избавление от знаков производится в спешке, в угаре, в форме визуальной чистки (как, например, в Тюильри в 1848 году). Оно облегчает жизнь в настоящем и приближает будущее — открытое, но часто не оправдывающее надежд. Разрушив, разбив, стерев в порошок знак власти, люди обнаруживают, что он был пустым, полым. Реальная власть все равно остается недосягаемой: мощь очень скоро оборачивается «немощью»[1602].

Второй режим действия, режим очищения, наступает чаще всего после революции. Он имеет целью залечивание ран оскорбленной памяти в форме искупления — религиозного или светского, смотря по обстоятельствам, — которым заворожен весь XIX век. Со старой традицией damnatio memoriae он схож лишь на первый взгляд: та касалась позорной памяти одного или нескольких индивидов. Начиная с эпохи Реставрации рождается новое иконоборчество, направленное против целого исторического периода, который желают стереть из памяти или очистить. В то же самое время спектр знаков, служащих мишенью, расширяется по сравнению с исключительным временем: мишенью может стать все, что оскорбляет взор. К знакам низверженного режима могут добавиться знаки, отсылающие к более отдаленному периоду (например, знаки Революции в 1815–1816 годах). Может быть пересмотрено отношение к религиозным знакам с политической коннотацией (так происходит в 1830–1831 годах и в 1871‐м). Взгляд бдительного гражданина или эксперта (полицейского комиссара или архитектора) становится в этот момент пытливым, замечает самые мелкие детали, скрытые от взора профана. Очищение совершается в результате соглашения между государством и гражданами, которые осуществляют контроль за знаками и побуждают правительство к действию. В условия этого соглашения может входить оценка воздействия иконоборчества на «умонастроение общества», которое — в особенности при Июльской монархии — предварительно обосновывает и институционализирует иконоборчество. С другой стороны, иконоборчество в режиме очищения предполагает также бдительность граждан по отношению к правительству, подозреваемому в предательстве, и таким образом способствует установлению демократического контроля.

Третий режим действия, который мы назвали режимом взлома, включает жесты, совершаемые в ходе сопротивления властям в таких обстоятельствах, когда захват власти невозможен (или уже невозможен). Это фрондирующее иконоборчество в определенном смысле близко к граффити, оно взламывает публичное пространство; такие иконоборцы сеют смуту, ставят своей целью выразить свою позицию или, по крайней мере, неявно проявить инакомыслие. Как правило, они действуют втайне, часто (но не всегда) ночью и чаще всего в одиночестве. Иконоборцы этого типа сосредоточиваются на одном определенном знаке (знамя, бюст, крест, цветок лилии, дерево свободы и т. д.), который они в данных обстоятельствах считают неприемлемым. Разрушение может производиться по заранее обдуманному плану или, напротив, случайно, в ходе некоего непредвиденного взаимодействия (на публичном празднике, на балу, в кабаке). Оно принадлежит сиюминутному настоящему и не связывается ни с захватом власти, ни с недосягаемым будущим. Порой при этом режиме действия трудно отличить иконоборчество от «вранья», насмешливой провокации.

Каждый из режимов не неподвижен, он со временем эволюционирует. Социальные и культурные рамки иконоборческого насилия изменяются. Карнавальное начало после 1848 года ослабевает. С течением временем исчезают иконоборческие рукопашные — например, срывание кокард, практиковавшееся в начале эпохи Реставрации. Эта эволюция — следствие угасания агонистической гражданственности, характерной для определенного этапа развития маскулинности[1603]. Менее частые проявления иконоборчества в конце XIX века объясняются также упадком веры в магическую мощь и витальность политических образов и знаков. Ослабевает, хотя и с разной скоростью, то смешение религиозного и политического, которое отличало многочисленные знаки в эпоху Реставрации. Во время последней революции XIX века — Коммуны — иконоборческая система переживает кризис, обусловленный внутренними противоречиями.