Оскомина - [27]
— Не вздумай состряпать колонку про ограбление моей группы, — говорю я.
— Почему бы и нет?
— Потому что это произошло со мной, — бросаю я. — К тому же это ужас что такое.
— Прости, прости, — говорит Марк. — Он тебя ударил?
— Руку мне выкрутил…
— Покажи папочке, где болит.
— Замолчи, — говорю я.
И вдруг, помимо собственной воли, улыбаюсь. Марк тоже расплывается в улыбке.
— Я куплю тебе другое кольцо, — обещает он.
— У нас на это нет денег, — возражаю я.
— Что правда, то правда, — соглашается Марк. — У нас их не было даже на то, чтобы застраховать кольцо.
Мы переглянулись.
— Все одно к одному, — подытоживаю я.
— Ты о чем?
— О том, что кольцо было символом счастья, а теперь все переменилось, так что оно и к лучшему, что кольца нет, не то оно напоминало бы о былом.
— Ненавижу, когда ты так говоришь!
— Знаю. Ты все еще ее любишь?
— Не будем об этом, — роняет он.
— Но ты ведь больше не собираешься с ней видеться?
— Я же сказал.
— И вы с ней больше не поедете к той гватемальской переперченной пицце? — упорствую я.
— Рейчел…
— Просто ответь — да или нет?
— Сказал же я тебе: встречаться с Телмой больше не буду, а раз так, то и ездить с ней к доктору Валдес не буду.
— Вот и хорошо, — говорю я.
— Телма все равно не верит в эту фигню, — добавляет Марк.
— И я бы не стала. Да и с чего мне вообще пришло бы в голову обращаться к пережаренной лепешке, именующей себя психоаналитиком.
— Рейчел…
— Да?
— Если выедем прямо сейчас, успеем на последний самолет.
Последний самолет регулярных рейсов «Истерн эрлайнз» вылетает из Нью-Йорка в Вашингтон в девять часов вечера. Пока мы с Марком не были женаты и жили порознь — он в Вашингтоне, я в Нью-Йорке, — у нас не было возможности ссориться поздно вечером, поскольку не получалось хлопнуть дверью и уйти к себе домой. Мне даже нравилось, что наша совместная жизнь и реакции каждого зависят от расписания авиарейсов; мне и в самом деле очень многое нравилось в этой челночной авиалинии. Правда, комфорт и любезность персонала оставляли желать лучшего. Но кое-что там было на высоте. Самолеты, к примеру, всегда вылетали вовремя, и ровно через час ты уже на месте. Билет можно было купить в любой момент, бронировать его не требовалось. Обстановка там была деловая, пассажиры — тоже люди деловые, солидные. Никому из них и в голову не приходило прогуляться по салону просто так. Ни один из них не путешествовал ради удовольствия. Нет, они перемещались из одного офиса в другой, находящийся в другом городе. Каждый имел при себе портфель. Все были одеты строго и дорого: серьезные, успешные люди. Теперь пассажиры «Истерн эрлайнз» кажутся мне почти идеальным воплощением пуританских традиций: истинная добродетель — в выносливости, умеренности и скромности. Очень правильно, думала я, что одни самолеты этой авиалинии летают из Нью-Йорка в Бостон — колыбель пуританства, а другие из Нью-Йорка в Вашингтон, где те, кто вырос в пуританских традициях, вознаграждены, поскольку теперь в их власти принуждать всю страну блюсти их ценности. Мне очень нравилась суровая аскетичность транспорта, который доставлял меня к Марку, что-то в этом было восхитительно романтичное. Я старалась не выделяться среди прочих пассажиров: одевалась, как все, и, как все, непременно брала с собой «Нью-Йорк таймс», «Вашингтон пост» и «Уолл-стрит джорнэл». Правда, мои попутчики летали по делам, а я — к Марку.
И однажды, когда мы с Марком совершали очередной такой перелет, он сделал мне предложение. В то время он пару раз в неделю просил меня выйти за него, но на борту самолета — впервые.
— Сейчас у тебя есть шанс сказать. «да» на борту «Истерн эрлайнз». Упустить такой шанс — грех, — говорит он.
— И смех и грех, — говорю я. — Мой ответ — нет.
— Тебе бы только словами играть.
— Нет, — повторяю я.
— Другого такого шанса не будет, — предупреждает Марк. — Я и дальше буду предлагать тебе руку и сердце, но на борту «Истерн эр» — больше никогда.
И я согласилась.
Наши друзья Сигелы подарили нам на свадьбу десять акций «Истерн эрлайнз». Ха-ха. Сначала стоимость авиабилета поднялась до пятидесяти долларов, потом до пятидесяти четырех, а затем и до пятидесяти восьми.
И Артур Сигел сказал:
— Вы везунки: познакомились до того, как билеты подорожали. Никакой перепих не стоит ста шестнадцати долларов с носа.
Ха-ха. Я перебралась в Вашингтон, у нас родился Сэм, и Артур сказал: чем черт не шутит, возможно, денег, которые я сэкономила на перелетах, даже хватит Сэму на памперсы. Ха-ха. Шуточки про челночные рейсы. Не сказать, чтобы очень смешные, но уж какие есть.
Что там объяснять — попробуйте помотаться туда-сюда на аэроэкспрессе с грудным ребенком. Не обязательно на челночном рейсе — на любом, но непременно с грудным ребенком, и вы поймете, каково жилось прокаженному в четырнадцатом веке, а уж на борту шаттла почувствуете себя парией. И немудрено: остальные пассажиры, сплошь в деловых костюмах, косятся на вас, будто ждут, что вашего малыша вот-вот стошнит на конспекты их речей. Раньше, когда я доставала золотую кредитку «Америкэн экспресс», они смотрели на меня с уважением, но теперь не в силах скрыть презрения ко мне и моим запасам Надежных Памперсов.
Перед вами ироничные и автобиографичные эссе о жизни женщины в период, когда мудрость приходит на место молодости, от талантливого режиссера и писателя Норы Эфрон. Эта книга — откровенный, веселый взгляд на женщину, которая становится старше и сталкивается с новыми сложностями. Например, изменившимися отношениями между ней и уже почти самостоятельными детьми, выбором одежды, скрывающей недостатки, или невозможностью отыскать в продаже лакомство «как двадцать лет назад». Книга полна мудрости, заставляет смеяться вслух и понравится всем женщинам, вне зависимости от возраста.
Главная героиня романа ожидает утверждения в новой высокой должности – председателя областного комитета по образованию. Вполне предсказуемо её пытаются шантажировать. Когда Алла узнаёт, что полузабытый пикантный эпизод из давнего прошлого грозит крахом её карьеры, она решается открыть любимому мужчине секрет, подвергающий риску их отношения. Терзаясь сомнениями и муками ревности, Александр всё же спешит ей на помощь, ещё не зная, к чему это приведёт. Проза Вениамина Агеева – для тех, кто любит погружаться в исследование природы чувств и событий.
Героиня романа мечтала в детстве о профессии «распутницы узлов». Повзрослев, она стала писательницей, альтер эго автора, и её творческий метод – запутать читателя в петли новаторского стиля, ведущего в лабиринты смыслов и позволяющие читателю самостоятельно и подсознательно обежать все речевые ходы. Очень скоро замечаешь, что этот сбивчивый клубок эпизодов, мыслей и чувств, в котором дочь своей матери через запятую превращается в мать своего сына, полуостров Крым своими очертаниями налагается на Швейцарию, ласкаясь с нею кончиками мысов, а политические превращения оборачиваются в блюда воображаемого ресторана Russkost, – самый адекватный способ рассказать о севастопольском детстве нынешней сотрудницы Цюрихского университета. В десять лет – в 90-е годы – родители увезли её в Германию из Крыма, где стало невыносимо тяжело, но увезли из счастливого дворового детства, тоска по которому не проходит. Татьяна Хофман не называет предмет напрямую, а проводит несколько касательных к невидимой окружности.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В своём произведении автор исследует экономические, политические, религиозные и философские предпосылки, предшествующие Чернобыльской катастрофе и описывает самые суровые дни ликвидации её последствий. Автор утверждает, что именно взрыв на Чернобыльской АЭС потряс до основания некогда могучую империю и тем привёл к её разрушению. В романе описывается психология простых людей, которые ценою своих жизней отстояли жизнь на нашей планете. В своих исследованиях автору удалось заглянуть за границы жизни и разума, и он с присущим ему чувством юмора пишет о действительно ужаснейших вещах.
В своей чердачной студии в Пензансе умирает больная маниакальной депрессией художница Рэйчел Келли. После смерти, вместе с ее гениальными картинами, остается ее темное прошлое, которое хранит секреты, на разгадку которых потребуются месяцы. Вся семья собирается вместе и каждый ищет ответы, размышляют о жизни, сформированной загадочной Рэйчел — как творца, жены и матери — и о неоднозначном наследии, которое она оставляет им, о таланте, мучениях и любви. Каждая глава начинается с заметок из воображаемой посмертной выставки работ Рэйчел.
Шестой ангел приходит к тем, кто нуждается в поддержке. И не просто учит, а иногда и заставляет их жить правильно. Чтобы они стали счастливыми. С виду он обычный человек, со своими недостатками и привычками. Но это только внешний вид…
Повесть Израиля Меттера «Пятый угол» была написана в 1967 году, переводилась на основные европейские языки, но в СССР впервые без цензурных изъятий вышла только в годы перестройки. После этого она была удостоена итальянской премии «Гринцана Кавур». Повесть охватывает двадцать лет жизни главного героя — типичного советского еврея, загнанного сталинским режимом в «пятый угол».
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.