Осколки памяти - [58]

Шрифт
Интервал


Наполнена, оттого тяжела

Картина тяжела, наверное, в восприятии, потому что в нее нужно внимательно вслушиваться. Мы привык­ли уже ко всяким сериалам с бандитской стрельбой или с непонятной нам любовью бразилианской, и все домо­хозяйки смотрят, чтобы отвлечься, а такую картину нуж­но смотреть вдумчиво, отдать ей время. Ведь все не так просто было и в войне в целом, и в партизанщине. От­ступающие части Красной армии приходили в деревню, сразу выстраивали всех мужиков, многие из которых уже были только похожи на мужиков, давали по винтов­ке, и офицер из первого отдела говорил: "Прошу сдать паспорта, партбилеты, военные билеты, все свои доку­менты". Бумаги забирали и вместо них выдавали справку под чужой фамилией - писарчук из первого отдела выдумывал от фонаря. И этот несчастный колхозник с винтовочкой-трехлинейкой шел воевать под именем Тютькин, Петькин и т.д. И если, не дай бог, его убивало, то убивало несуществующего человека, а настоящий пропадал без вести, так что похоронка домой прийти не могла, а это значит, семья никакой пенсии, никаких льгот не получала.

И с картами волокита была. Нашими военными были сделаны ложные карты, которые, как думали, за­путают немцев. А эти карты попадали к партизанам, и путался не враг, а они: обозначено, что тут мост, прихо­дят - а там фиг, и никогда моста не было. Немцы же при­шли со своими точнейшими картами. Это уж потом наши мужики сообразили, что к чему, и по нюху, по чутью вое­вали.

Я по телевидению от начала до конца "Плач пере­пелки" не видел ни разу. Обидно. Никакой же голос с те­левидения не позвонит и не скажет: "Игорь Михайлович, говорит отдел выпуска программ. Я хочу сообщить, что в пятницу такого-то в три часа будет показана ваша карти­на. Организуйте свою жизнь и поглядите". Не уведомля­ют. Не считают нужным.

Но это не главное. Главное, чем больше пройдет вре­мени, тем больше эту картину будут смотреть, изучать, ведь мы о партизанском сопротивлении так мало знаем, несмотря на то, что фильмов о партизанах хватает.

Я именно на это рассчитываю, про это думаю, этим утешаюсь.


"ЭПИЛОГ"


Начало девяностых, смутное время. Тогда-то мне и попали в руки два опубликованных в журнале рассказа Ивана Петровича Шамякина: один о жизни старого писателя-классика, о том, как ему тошно существуется на пен­сию, книги его не издают, и второй - о старом классике-художнике. Оба мастера, величины в своей области, оба знаменитости, останутся в истории, но настоящее их смутно и тягостно: нищие они, не нужны никому, в этой смуте они, заброшенные, живут, как придется.

Прочитал и сразу вспыхнул, загорелся, понял, что рассказы эти срочно надо снимать. При нем, при Шамякине, при его жизни.

Приехали мы с сестрой к Ивану Петровичу на дачу в Ждановичи (Вика, сестра моя, брала у него интервью для Москвы). Дача... Это была халупа, построенная сразу пос­ле войны. И вот там нас встретил классик - в блеске всех медалей и... во всем нищенстве. В жуткой нужде он, в ту пору не издававшийся, жил, хлеб ел и сало, что родные из деревни передавали.

Объединив два рассказа, я написал сценарий "Эпи­лога". В титрах я значусь как один из авторов сценария, но написано все было по рассказам Шамякина, я лишь, как всегда, что-то свое привнес, но никаким драматургом, ни сценаристом себя не считаю: если что и добавляю, то только с согласия автора, ибо уважительно отношусь к литературе, которую берусь ставить. Я не возьму сценарий, который не "совпадает" со мной, я возьму сценарий который меня взбудоражил, возрадовал как литературное произведение, что-то новое открыл - то, о чем мож­но рассказать. Когда прочитанное "попадает" в меня попадает в сердце, я и вижу все это явственно: сначала персонажи туманные, потом приобретают лицо, поход­ку, одежду, свой голос, манеры. И актеров-то я не от фо­наря придумываю, а от заложенного в литературе.

Дирижер должен быть влюблен в музыку, которую написал другой человек. Если не влюблен - не становись за пульт, ничего не получится! Примеров тому можно при­водить множество.

Наша профессия вторична, объяснял Михал Ильич. Я на старости перечел книги своего учителя, где есть за­мечательное подтверждение его слов о вторичности ре­жиссерской профессии, на первый взгляд, кажущейся самой главной в кинематографе. Но нет. Сейчас я пони­маю, насколько Ромм был прав, когда читаю его анализ "Медного всадника": кинематограф весь базируется на литературе, и все открытия, которые вроде бы принадле­жат кинематографу, заложены в литературе. Разбирая "Медного всадника", Михал Ильич обнаруживает в авто­ре величайшего кинематографиста: крупный план, об­щий план, панорама, движение, звуковое оформление, параллельный монтаж и т.д. - Ромм показывает, что все это до вас, господа режиссеры, еще до появления кино, было сделано Пушкиным.

Фаина Георгиевна Раневская в своих мемуарах пе­редает один свой диалог с подругой. "Не хочу играть у этого режиссера", - говорит Раневская. - "А у того?" - "Тоже". - "А у этого?" - " И у этого". - "Да на тебя не угодишь, тебя никто не устраивает". - "Есть один". - "Кто?" - "Пушкин. Вот это гениальный режиссер".


Рекомендуем почитать
Пойти в политику и вернуться

«Пойти в политику и вернуться» – мемуары Сергея Степашина, премьер-министра России в 1999 году. К этому моменту в его послужном списке были должности директора ФСБ, министра юстиции, министра внутренних дел. При этом он никогда не был классическим «силовиком». Пришел в ФСБ (в тот момент Агентство федеральной безопасности) из народных депутатов, побывав в должности председателя государственной комиссии по расследованию деятельности КГБ. Ушел с этого поста по собственному решению после гибели заложников в Будённовске.


Молодежь Русского Зарубежья. Воспоминания 1941–1951

Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.


Заяшников Сергей Иванович. Биография

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Жизнь сэра Артура Конан Дойла. Человек, который был Шерлоком Холмсом

Уникальное издание, основанное на достоверном материале, почерпнутом автором из писем, дневников, записных книжек Артура Конан Дойла, а также из подлинных газетных публикаций и архивных документов. Вы узнаете множество малоизвестных фактов о жизни и творчестве писателя, о блестящем расследовании им реальных уголовных дел, а также о его знаменитом персонаже Шерлоке Холмсе, которого Конан Дойл не раз порывался «убить».


Дуэли Лермонтова. Дуэльный кодекс де Шатовильяра

Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.


Скворцов-Степанов

Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).