Осенние цветы - [4]
— Хочешь кукурузы?
Я кивнул. Ты достала из котла отливавший глянцем початок. Сняв с пальца волосок, вложил его в томик Пушкина. Ты сделала вид, что не заметила, но, конечно, видела. Пересев на бабушкину кровать, стоявшую поодаль, ты застыла, плотно обтянув колени юбкой. Я не помню, что говорил тогда, наверное, нес какую-нибудь чепуху, но помню, что, уходя, прихватил с собой томик Пушкина.
Я сохранил твой прозрачный волосок, но из нашей нежности не выросла любовь. Быть может, оттого, что я дорожил нашей дружбой, боялся уронить себя в твоих глазах опрометчивым поступком? А может, наша любовь созрела слишком поздно? Почему мы не смогли вовремя распознать ее?
Дин-дон. Я чувствую, как неумолимо движется время. Куда? Обступают воспоминания… Да, это старость. А сердце еще так молодо. Но не стоит падать духом.
Когда мысленно возвращаешься в прошлое, кажется, что по-настоящему еще не жил, и так хочется начать все заново, а ведь у меня на счету пять спроектированных гидроэлектростанций, да что там пять, наверное, все десять. Все они стоят словно безымянные памятники.
Гм, и слава богу, что безымянные, одна стоит только для виду. На другой из трех турбин ток дает только одна, да и то не более полугода. А ведь я мог помешать строительству, правда, это сразу бы сломало мою карьеру. Зато я стал начальником отдела, есть печатные труды, только вот досада, книгу так и не сделал. Видно, уже и не соберусь, время упущено. И почему я всегда недоволен собой? Но как бы хотелось начать заново, все с самого начала!..
С пожелтевших стеблей за окном еще стекают дождевые струи. Дождинки набухают в чашечках листьев, срываются вниз. А ворсинки на стеблях уже намокли и тоже сникли. Блестящие капли, срываясь с листьев, падают так стремительно, будто пытаются настигнуть свой отзвук. Воздух будто соткан из переплетений тончайших шелковых и полотняных нитей. Соседний дом расплылся неясным пятном. Который теперь час? Три или уже четыре? Жена придет с работы около семи. Какая тишь…
Может, и ты помнишь таинственную, никогда не отпиравшуюся комнату на втором этаже? Говорили, там когда-то давно повесилась юная дочь старых хозяев этого дома, и теперь здесь по ночам является дух седобородого старца, слышны шорохи и звук шагов. Однажды мы, набравшись храбрости, подкрались и заглянули в замочную щель, но, к своему разочарованию, не увидели ничего, кроме пыли и паутины. Сколько всяких ходило историй о веселой разгульной жизни бывшего хозяина дома, имевшего многочисленных слуг и наложниц, а потом разорившегося и опустившегося. Но его самого никто никогда не видел — плату за жилье с нас получал какой-то рябой малый, приходивший из меняльной лавки. Жили здесь разные люди, но все больше из бедных — учитель начальных классов, почтальон в зеленой куртке, мелкие служащие из пароходной компании вроде моего отца, какой-то незадачливый торговец, имевший кучу детей, но почти не бывавший дома. Одно время поселились студентки, они щеголяли в туфлях на высоком каблуке, угощали нас вкусным печеньем, пели изумительные незнакомые песни.
Но, сверкнув как яркий лучик в нашем сумрачном дворе, они очень скоро упорхнули. А в их комнате поселилась проститутка. Я слышал, что взрослые называли ее так между собой, но когда я однажды вздумал окликнуть ее этим прозвищем, мне здорово влетело от матери, и только тогда я понял, что оно означает. Когда она жила в нашем дворе, женщины часто ссорились, да так, что дело доходило до потасовки — летели клоки выдираемых волос и трещали заплаты. Но вскоре она съехала, и двор как-то опустел, стих, никто не скандалил, не вцеплялся друг другу в волоса. А мне почему-то было очень жалко ту молодую женщину, ходившую все время с припухшими, как от слез, глазами.
В нашем дворе иногда поселялись и довольно состоятельные люди, но надолго не задерживались, съезжали очень скоро. А помнишь, Хуадоу, рядом с вами на заднем дворе жил какой-то мужлан свирепой наружности, обычно он уже с утра был пьян. Ты однажды рассказала, как увидела у него на руке наколку дракона — он стал угощать тебя арахисом, а ты отпрянула в ужасе и бросилась наутек. Мать запретила мне ходить туда, она сказала, не иначе он из тех, кто крадет и продает детей. И я сразу предупредил об этом тебя. Все наше детство тысячами нитей связано с тем старым двором, и мнилось, он когда-нибудь забудется, сотрется из памяти, как давний сон, но нет, это вернулось, это помнится…
То здесь, то там с крыши стекают струи дождя, словно тянутся и обрываются длинные нити. Канава вспучилась, в ее мутном потоке кружат опавшие листья, пустые коробки сигарет и всякий мусор. Наша жизнь тоже подобна торопливому потоку, несущемуся неизвестно куда. Бывает, поднимется, всплеснет бурная волна, и обрушится лавина событий, лиц — спутанным клубком проносится все мимо, не успеешь вникнуть, понять, все мимо, мимо; но все же что-то главное, самое яркое остается. Как знать, было это в реальности или существует лишь в нашем воображении?
Ты сидишь напротив окна, и на лице, освещенном лучами солнца, ясно видны морщинки в уголках рта. Это было лет десять-пятнадцать назад — ты пришла к нам страшно похудевшая, осунувшаяся, словно после тяжелой болезни.
Гао Синцзянь – первый китайский писатель, удостоенный Нобелевской премией по литературе за «произведения вселенского значения, отмеченные горечью за положение человека в современном мире», которые «открывают новые пути перед китайской прозой и драматургией».
«Отранто» — второй роман итальянского писателя Роберто Котронео, с которым мы знакомим российского читателя. «Отранто» — книга о снах и о свершении предначертаний. Ее главный герой — свет. Это свет северных и южных краев, светотень Рембрандта и тени от замка и стен средневекового города. Голландская художница приезжает в Отранто, самый восточный город Италии, чтобы принять участие в реставрации грандиозной напольной мозаики кафедрального собора. Постепенно она начинает понимать, что ее появление здесь предопределено таинственной историей, нити которой тянутся из глубины веков, образуя неожиданные и загадочные переплетения. Смысл этих переплетений проясняется только к концу повествования об истине и случайности, о святости и неизбежности.
Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.
Действие в произведении происходит на берегу Черного моря в античном городе Фазиси, куда приезжает путешественник и будущий историк Геродот и где с ним происходят дивные истории. Прежде всего он обнаруживает, что попал в город, где странным образом исчезло время и где бок-о-бок живут люди разных поколений и даже эпох: аргонавт Язон и французский император Наполеон, Сизиф и римский поэт Овидий. В этом мире все, как обычно, кроме того, что отсутствует само время. В городе он знакомится с рукописями местного рассказчика Диомеда, в которых обнаруживает не менее дивные истории.
Эйприл Мэй подрабатывает дизайнером, чтобы оплатить учебу в художественной школе Нью-Йорка. Однажды ночью, возвращаясь домой, она натыкается на огромную странную статую, похожую на робота в самурайских доспехах. Раньше ее здесь не было, и Эйприл решает разместить в сети видеоролик со статуей, которую в шутку назвала Карлом. А уже на следующий день девушка оказывается в центре внимания: миллионы просмотров, лайков и сообщений в социальных сетях. В одночасье Эйприл становится популярной и богатой, теперь ей не надо сводить концы с концами.
Сказки, сказки, в них и радость, и добро, которое побеждает зло, и вера в светлое завтра, которое наступит, если в него очень сильно верить. Добрая сказка, как лучик солнца, освещает нам мир своим неповторимым светом. Откройте окно, впустите его в свой дом.
Сказка была и будет являться добрым уроком для молодцев. Она легко читается, надолго запоминается и хранится в уголках нашей памяти всю жизнь. Вот только уроки эти, какими бы добрыми или горькими они не были, не всегда хорошо усваиваются.