Осенние цветы - [3]

Шрифт
Интервал

Старшеклассницей ты, возвращаясь из школы, уже не проходила мимо нашей двери. Когда же я случайно встречался с тобой по дороге, ты болтала с подружками и делала вид, будто не замечаешь меня. В то время мы уже учились раздельно, мальчики и девочки могли встречаться только на танцах и вечерах отдыха. Но меня тогда не сильно тянуло туда, гораздо больше привлекала футбольная площадка. Я играл правым нападающим, остро переживая каждый гол. Но мне было досадно, что девочки из старших классов не приходили на стадион поболеть за нас, больше приходила мелюзга из младших классов.

Мы встретились однажды совсем случайно. Это было в майские праздники. Я повел сестру и малышей из нашего двора в парк: гуляли, веселились, ходили стрелять из духовых ружей. Подошли к качелям, а в это время мимо, по баскетбольной площадке, шла стайка девушек. Среди них была и ты. В нарядных белых блузках и цветастых юбках, с помадой на губах и красиво уложенными косами, вы шли с выпускного бала.

— Сестрица Хуадоу! — кинулась к тебе моя сестра, и вмиг детвора с радостными криками облепила тебя. Ты заговорила со мной легко и непринужденно, словно и не было меж нами отчуждения. Мы стали вместе катать ребятишек, подбрасывая их высоко вверх, а те визжали, захлебываясь от восторга.

Потом и ты села на качели, попросила меня раскачать. Я осторожно подталкивал тебя за талию, ощущая ее мягкую податливость. Ты раскачивалась все сильней, казалось, качели взмывают в самый зенит. Рассыпались, переливаясь в лучах солнца твои волосы, вздувалась колоколом юбка, открывая белые ноги, проступали контуры тоненькой фигурки. Я не мог отвести от тебя глаз, сердце вдруг замерло, пересохло во рту. Перехватив мой взгляд, ты попыталась зажать юбку ногами, качели замедлили ход. Я хотел остановить их, придержав тебя за талию, но ты взглянула с укоризной, и я, покраснев, отвернулся. Из парка мы шли домой молча.

На другой год после замужества, нет, еще годом позже, а впрочем, неважно, ты пришла навестить бабушку и заглянула к моим. Ты хотела повидаться со мной, думая, что я приехал на праздники, но я тогда не смог выбраться, у нас близился срок сдачи плотины, я не мог уехать. Помню, перед распределением в институте ты написала мне, что есть возможность остаться в городе, но ты готова поехать и в деревню. «Как прекрасно, когда струи дождя заливают лицо и ты ощущаешь на губах его сладость» — мне почему-то запомнилась эта фраза. Я ответил тебе, поезжай туда, где ты нужна своей стране, и тогда тебе не будут страшны ни ветры гор, ни холод севера. Я отвечал с ходу, не утруждая себя размышлением. Почему я не задумался тогда над тем, что таилось между строк твоего письма? Трудно сказать, я был увлечен работой, а жениться, конечно, еще не собирался. Но оказалось, что это твое письмо — последнее. Вскоре сестра сообщила, что ты вышла замуж.

Ты приходила к нам после праздника Весны, наши семьи уже разъехались из старого двора. Рассказывала сестре, что распределилась в северо-западный район, где под ветрами гор — ты употребила именно эти слова — работала на стройке нового города. Ты очень любила сына, хвалила мужа, но тебе хотелось увидеться со мной. Ты плакала, вспоминая ту нашу встречу на майские праздники, и говорила, что не можешь забыть ее. Ты не хотела выходить замуж, но он умолял, ходил по пятам. Когда, получив мое письмо, ты решила ехать на северо-запад, он сказал, что последует за тобой. И ты согласилась, то была не столько любовь, сколько жалость. А он любил тебя страстно, самозабвенно, ты была ему заботливой женой, но не могла забыть наше детство и нашу юность. Сестра плакала, обняв тебя. Как тяжело вспоминать… разбередило душу… Меж нами не было никогда сильного чувства, мы не говорили друг другу слов любви. Быть может, оттого, что нас связывала давняя дружба? С того майского дня томило и тревожило какое-то смутное чувство, мы сами не понимали себя.

Помню, мы как-то ходили в кино. Вообще я купил билет для сестры, но она где-то запропастилась, опаздывала, и я пригласил тебя. Когда мы, запыхавшись, вбежали в зал, фильм уже шел. В темноте я случайно коснулся твоего плеча, и ты не отстранилась. Я сидел, оглушенный стуком собственного сердца, не помня себя, не понимая, что происходит на экране. Так мы сидели, соприкасаясь плечами, пока не вспыхнул свет. Мы вышли из кинотеатра молча и молчали до самого дома.

Помнишь, как однажды я зашел, когда ты стирала в дальней комнате, бабушки не было дома. Я хотел сразу уйти, но ты крикнула, что скоро кончишь.

— Возьми, полистай пока Пушкина, там, на столе.

Немного нервничая, я пробегал глазами строки пронзительной пушкинской лирики, а из-за стены доносился плеск воды, стук мыла. Я был тронут твоим доверием и боялся сделать лишнее движение. Вскоре ты появилась растрепанная, с влажными волосами. Вылив из таза воду, уселась напротив, стала причесываться. Набравшись храбрости, я снял с расчески твой волосок — тонкий, почти прозрачный, какой-то белесый, не такой, как остальные в черной косе. Я стал накручивать его на палец, а ты раскраснелась, пряча едва заметную улыбку, глаза твои лучились. Порывисто поднявшись, ты вдруг спросила:


Еще от автора Гао Синцзянь
Право литературы на существование. Нобелевская лекция

Гао Синцзянь – первый китайский писатель, удостоенный Нобелевской премией по литературе за «произведения вселенского значения, отмеченные горечью за положение человека в современном мире», которые «открывают новые пути перед китайской прозой и драматургией».


Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.