Осень в Пекине - [46]

Шрифт
Интервал

Анжель вышел, но тут же вернулся.

— А где она?

— Я послал ее на остановку 975-го, за почтой.

— Хорошо, — сказал Анжель.

Он снова вышел и закрыл за собой дверь.

VI

Почему инвариантность такого типа не была подвергнута традиционному тензорному анализу?

Дж. Уитроу, «Структура вселенной», изд. Галлимар, стр. 144

— Готово! — сказал практикант.

— Крутите! — скомандовал Жуйживьом.

Решительным движением руки практикант запустил крепкий деревянный винт. Мотор чихнул, потом выразительно рыгнул, и винт пошел в обратную сторону. Практикант взвизгнул и схватился за руку.

— Так и есть! — сказал Жуйживьом. — Ведь говорил вам, осторожней надо.

— Уй-а-а! — взвыл практикант. — Чтоб тебя разорвало, чертова машина! Уй-а-а, как шарахнул!

— А ну покажите.

Практикант вытянул руку. Ноготь на указательном пальце почернел.

— Ничего страшного, — сказал Жуйживьом. — Палец пока цел. До следующего раза.

— Ой, нет.

— Да, — сказал Жуйживьом. — Впредь будете осторожней.

— Но я и так осторожен, — запротестовал практикант. — Ни на секунду не спускаю с него глаз, только этот кретинский мотор все равно норовит цапнуть меня за руку. Во он у меня где, этот ваш мотор!

— Если бы вы не сделали того, что сделали... — менторским тоном начал профессор.

— Проклятие! Опять этот стул...

— Что ж, хорошо. — Жуйживьом отступил, размахнулся и врезал практиканту прямым в челюсть.

— М-м-м!.. — застонал тот.

— Ну что, прошла рука?

— Р-р-р... — ответил практикант. Казалось, он вот-вот начнет кусаться.

— Крутите! — приказал Жуйживьом. Практикант перестал рычать и заплакал.

— О нет, только не это! — вскричал профессор. — Хватит с меня! Вы все время рюмзаете. Это стало дурной привычкой. Прекратите сейчас же и крутите винт. На меня ваши слезы больше не действуют.

— Да-а, они никогда на вас и не действовали, — обиженно захныкал практикант.

— Вот именно. Не понимаю, как у вас хватает наглости продолжать.

— Тогда все, — сказал студент. — Больше не продолжаю.

Он порылся в кармане и извлек оттуда невообразимо грязный носовой платок. Жуйживьом начинал терять терпение:

— Вы будете делать, что я сказал, черт бы вас побрал! Практикант высморкался и водворил платок на место.

Он боязливо подошел к мотору и приготовился к запуску.

— Давайте! — скомандовал Жуйживьом. Пропеллер сделал два оборота, мотор поплевался и вдруг заработал; лакированные лопасти слились в серый вихрь.

— Увеличьте давление, — сказал Жуйживьом.

— Но я обожгусь! — возразил практикант.

— Ух, какой же вы, однако... — устало произнес профессор.

— Спасибо, — сказал практикант и покосился на рычаг.

— Остановите мотор! — приказал Жуйживьом. Практикант перекрыл горючее, сместил пуансон, и мотор встал, неуверенно покручивая винтом.

— А теперь, — сказал профессор, — мы пойдем испытывать его на просторе.

Практикант молчал, насупившись.

— Ну же, — подзадорил его Жуйживьом, — побольше энтузиазма, черт побери! Не на похоронах, чай.

Еще не на похоронах, — уточнил студент. — За этим дело не станет.

— Берите самолет и пошли, — сказал профессор.

— Мы его привяжем или так запускать будем?

— Разумеется, так. Зачем, по-вашему, я приехал в пустыню?

— Нигде еще я не чувствовал себя менее одиноким, чем в этой пустыне.

— Прекратите скулеж, — сказал Жуйживьом. — Здесь, между прочим, имеется красивая девица. Кожа у нее довольно непривычного цвета, но о формах ничего дурного сказать нельзя.

— Правда? — оживился практикант. Казалось, он начал понимать, чего от него хотят.

— Ну, конечно.

Практикант бросился подбирать детали самолета, которые ему надлежало соединить. Профессор удовлетворенно оглядел комнату.

— А славная у нас тут вышла клиника, — сказал он.

— Да уж, — отвечал практикант. — Для того, чем мы тут занимаемся, конечно... В этой дыре никто и не думает болеть. Я уже стал забывать все, что знал.

— Зато будете не так опасны, — успокоил его профессор.

— И вовсе я не опасен.

— Не все стулья разделяют вашу точку зрения.

Лицо практиканта окрасилось в царственно-синий цвет, а вены на висках начали судорожно пульсировать.

— Послушайте, — сказал он, — еще одно слово про этот стул, и я...

— Что же вы? — насмешливо бросил Жуйживьом.

— Я убью еще один...

— Сколько угодно. Мне-то что? А теперь пошли.

Профессор вышел, и его желтая рубашка осветила чердачную площадку ровно настолько, чтобы не дать ему оступиться на кособоких ступеньках. Практикант, напротив, не упустил случая свалиться, но, к счастью для самолета, приземлился на ягодицы. Так что внизу он очутился почти одновременно с профессором.

— Хитро придумано, — сказал Жуйживьом. — Но не могли бы вы все же пользоваться ногами?

Свободной рукой практикант потер ушибленное место; в другой он держал крылья и фюзеляж «Пинга-903».

Они продолжали спускаться и вскоре оказались на первом этаже. Пиппо за стойкой целенаправленно опорожнял бутылку «Турина».

— Привет! — сказал профессор.

— День добрый, патрон, — ответил итальянец.

— Все в порядке?

— Амудопулос решил выбросить меня вон.

— Не может быть.

— Он меня — экстрагировать. Как в заголовках. Взаправду.

— Он что тебя, экспроприирует?

— Во-во, так он и сказал, — закивал Пиппо. — Экстрагирует.

— Что же ты будешь делать?


Еще от автора Борис Виан
Я приду плюнуть на ваши могилы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Пена дней

Борис Виан (1920–1959) — французский романист, драматург, творчество которого, мало известное при жизни и иногда сложное для восприятия, стало очень популярно после 60-х годов XX столетия.В сборник избранных произведений Б. Виана включены замечательные романы: «Пена дней» — аллегорическая история любви и вписывающиеся в традиции философской сказки «Сердце дыбом» и «Осень в Пекине».


А потом всех уродов убрать!

Борис Виан (1920–1959) – один из самых ярких представителей послевоенного французского авангарда.


Любовь слепа

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мертвые все одного цвета

Это второй, после «Я заплюю ваши могилы», роман, вышедший в 1948 году под псевдонимом «Вернон Салливен», осужденный в 1950 и отправленный на костер вместе с первой книгой. В высшей степени характерное для Салливена произведение: роман, отвергнутой по соображениям морали, граничащей с глупостью.Секс, кровь, смерть — как в любой великой книге, заслуживающей уважения.И много остроумия — ведь книга написана Борисом Вианом.


Пожарники

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Гитл и камень Андромеды

Молодая женщина, искусствовед, специалист по алтайским наскальным росписям, приезжает в начале 1970-х годов из СССР в Израиль, не зная ни языка, ни еврейской культуры. Как ей удастся стать фактической хозяйкой известной антикварной галереи и знатоком яффского Блошиного рынка? Кем окажется художник, чьи картины попали к ней случайно? Как это будет связано с той частью ее семейной и даже собственной биографии, которую героиню заставили забыть еще в раннем детстве? Чем закончатся ее любовные драмы? Как разгадываются детективные загадки романа и как понимать его мистическую часть, основанную на некоторых направлениях иудаизма? На все эти вопросы вы сумеете найти ответы, только дочитав книгу.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.


Упадальщики. Отторжение

Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.