Оружие скорби II: Эволюция - [26]

Кобуру на поясе Смита Вернер заметил сразу же, как тот вошел. А тон не оставлял сомнений, что угроза серьезная.

— Я должен знать, что сказать рабочим, — твердо сказал Вернер. — Человек куда лучше работает, если перед глазами болтается правильная морковка, а не хер начальника. Поэтому прошу вас, снизойдите хоть до каких-то объяснений.

Смит снизошел. Вернер задал пару уточняющих вопросов. Потом выдвинул условие. Смит принялся кричать, но Вернер был непреклонен. Ему было чем пригрозить людям, которые нуждались в его заводе. Смит долго совещался с кем-то через браслет, не шевеля губами, телепатически. Потом открыл глаза и кивнул.

Спустя полчаса Реми Вернер стоял на смотровом балконе над самым обширным из цехов и обращался к собравшимся рабочим. Пять сотен голов. Все, до единого, включая уборщиков, офисных клерков, охрану и обслуживающий персонал.

— Напоминаю, вы дали подписку и не имеете права покидать территорию завода до истечения контракта. Однако я готов разорвать контракт с теми из вас, кто захочет остаться… — Вернер выслушал оживленные перекрикивания снизу и закончил: — …и умереть.

Теперь внизу стало тихо. Тихо, как будто все уже умерли.

— Как только мы покинем планету, ее поверхность будет зачищена при помощи ядерного оружия. Всем вам повезло, что вы работаете здесь. Потому что остальные до последнего даже ничего не узнают. Кто-то успеет увидеть ядерные «грибы», а кто-то даже не проснется.

— А наши семьи? — крикнули снизу.

Вернер кивнул:

— Таково было мое условие. Все родственники, проживающие на территории завода, улетают с вами. На новом месте со временем им предоставят аналогичные или лучшие жилплощади. Настало тяжелое время для галактики, ребята. И Триумвирату приходится принимать непростые решения…

— А те, кто не на территории? — перебили его.

Вернер нахмурился. В спешке он об этом не подумал. Действительно, у многих остались родственники на Чаппеле, не посвященные в тайны производства. Друзья. Любимые.

— Нет, — твердо заявил Вернер. — Только те, кто живет с вами здесь, в поселке. Я даже этого добился с немалым трудом.

***

Вернер блефовал, и блеф его не оправдался. Как ни старался он выстроить речь, к вечеру у него на столе лежало пятнадцать заявлений об уходе.

«Никто не уйдет, — предупредил Смит сразу после речи. — Не хватало устроить панику на Чаппеле».

Вернер перебирал, закрыв глаза, файлы досье, вглядывался в фотографии пожелавших остаться, смотрел на то, что они писали в заявлении в графе «причины».

Одно привлекло внимание Вернера: «Я пошел на завод, чтобы заработать денег и жениться. Но если моя невеста умрет, не будет смысла ни в моей работе, ни во мне. Прошу уволить по собственному желанию во избежание самоубийства».

Слова строились коряво, простовато, но почерк был твердым, ровным, будто это человек — Кальвин Строук — целыми днями отрабатывал каллиграфию, а не возился с железом.

«Никто не уйдет».

— Да пошел ты, — поморщился Вернер. — Это мой завод. И мои работники. Если кому-то и дозволено их поиметь, так только мне.

С этими словами Вернер поставил на заявлении размашистую подпись и закрыл глаза. Теперь он не вызывал интерфейс, просто вглядывался во тьму. Помимо прочего, предстояло сделать невозможное: выпустить на свободу Кальвина Строука.

Глава 17

Лейст старался не смотреть в глаза Аргеною — не был уверен, что сможет посмотреть правильно. Даже и не знал, как это — «правильно». Он был хорошим солдатом и, видит бог, не самым плохим капралом, но те игры, что велись сейчас, были ему не по зубам. Это была территория таких, как Хирт, Аргеной, Ланс. Тех, кто способен делать одно, говорить другое, думать третье, надеяться на четвертое, а в случае чего всё разом перечеркнуть и сделать нечто такое, чего никто не сумеет предугадать. И оказаться на вершине пищевой цепи.

Голограмма погасла. В тишине зала слышалось лишь дыхание четверых человек.

— Если они действительно сумеют объединиться, — нарушил молчание Сонлер, — это для нас ничего хорошего означать не будет.

Снова тишина. Все понимали последствия объединения узоргов и Триумвирата. Пусть воины из узоргов никакие, а из наземников — не многим лучше, но если узорги поделятся своими технологиями… Войска Триумвирата, оседлавшие технологии узоргов, смогут посоперничать с гинопосцами не только в космосе, но и на земле.

— Мы всегда сможем уйти.

Лейст поднял голову. Он оказался не одинок — все с удивлением смотрели на Ирцарио, который, изображая манерного красавчика, внимательно разглядывал ногти правой руки.

— Уйти? — переспросил Аргеной. — Предлагаешь отступить? Бежать?

— Не драматизируй, отец, — поморщился Ирцарио. — Я понимаю, ты сейчас заорешь и, быть может, вторично меня изгонишь, но давай начистоту. Долг, честь, прочая дребедень — всё это давно пустой звук для нашего народа. Люди хотят землю. Они хотят дом. И если они не получат желаемого в ближайшее время, Гинопос сожрет сам себя. Так не всё ли равно — долбиться головой о напичканную технологиями узоргов армию Триумвирата, или плюнуть и отправиться к соседней галактике? Твоячихуахуа вывернется наизнанку, убедит всех подождать и — может быть! — мы получим последний шанс. Проведем войну быстро и по-умному. Получим желаемое. А потом, лет через сто-двести, наши потомки, возможно, захотят слетать в гости к узоргам и аннигилировать их, вместе со всем Триумвиратом.