Оруэлл - [52]

Кульминацией и фактическим финалом романа является самоубийство Флори, формально из-за неразделенной любви к юной британской мещаночке, почти случайно оказавшейся в Бирме, но по сути явившееся результатом всего комплекса внешних и внутренних противоречий как между колонизаторами и бирманцами, так и в среде самих белых господ. Можно представить себе, что Блэр в минуты депрессии действительно подумывал свести счеты с жизнью, но находил в себе силы справляться с отчаянием.

Особый колорит придает книге то, что Оруэлл назвал «фольклорным гостеприимством»: описанные с мельчайшими этнографическими подробностями особенности быта, нравов, пищи, украшений, религиозных ритуалов и даже охоты на леопарда. Видно, что при всём неприятии колониальных порядков и собственного в них участия, весьма пессимистическом отношении к возможности в обозримом будущем добиться «окультуривания» бирманцев с точки зрения европейской цивилизации, Эрик Блэр полюбил эту страну и вспоминал свои «дни в Бирме» с оттенком ностальгии.

Роман «Дни в Бирме» был историей без подлинных героев, книгой о посредственностях, о предательстве и лицемерии, о расовой и социальной ненависти. Интерес к этническим особенностям народов Оруэлл сохранит на всю жизнь, причем главное внимание обратит на этнографию англичан, возвращаясь к этой теме и попутно, и в специальных работах. Тем не менее первое серьезное художественное произведение Оруэлла следует рассматривать в качестве сравнительно объективного отчета о том, с какими мыслями и чувствами по поводу своей бирманской службы автор возвратился на родину.

В июне 1935 года роман был-таки опубликован в Британии Голланцем, воспользовавшимся тем, что книга уже издана в США. Роман был одобрительно встречен критикой, хотя, надо сказать, отзывы были более сдержанные, чем в отношении публицистической книги. И это неудивительно: публицистические очерки о жизни низов в европейских столицах были темой новой, весьма острой и злободневной, тогда как «Дни в Бирме» воспринимались как «еще один роман» в ряду многочисленных прозаических томов, которые, как из рога изобилия, появлялись на свет в 1930-е годы (критики жаловались, что не могут угнаться за авторами). Даже то, что действие развивалось на отдаленной колониальной периферии, положения не меняло. Впрочем, в рецензиях встречались эпитеты вроде «великолепный» и «восхитительный». Однажды, открыв журнал «Нью стейтсмен» за июль 1935 года, Оруэлл обнаружил там весьма благосклонную рецензию на «Дни в Бирме»: критик восторгался художественными достоинствами и общественным звучанием романа, а завершал текст ироническим замечанием, что экземпляр романа непременно дойдет до тех самых британских бизнесменов и чиновников из «клуба в Кьяктаде», чьи образы запечатлены автором^{236}. Оруэлл с удивлением и удовольствием отметил, что рецензия принадлежала перу его старого знакомого Сирилу Коннолли.

Оказалось, Коннолли, ставший довольно известным автором и литературным критиком, узнал, что Джордж Оруэлл — его старый школьный товарищ Эрик Блэр, и попросил редакцию журнала дать ему на рецензию «Дни в Бирме». Через несколько дней после появления рецензии Сирил получил от Блэра письмо с благодарностью и приглашение посетить его в лондонском районе Хампстед, где Оруэлл жил в то время. Они не виделись 14 лет, и Коннолли был потрясен тем, как изменился его приятель. Особенно его впечатлили вертикальные морщины, которые проходили по лицу от глаз до подбородка подобно шрамам^{237}.

Оруэллу было всего 32 года, но выглядел он намного старше. Нелегкие условия жизни в Бирме, скитания по трущобам в Париже и Лондоне, напряженная литературная работа, частые болезни наложили отпечаток на его внешность, но не оказали сколько-нибудь заметного влияния на характер. Блэр стал опытнее, более восприимчив к впечатлениям, которые откладывались в его сознании как материал для будущих образов, но в то же время не приобрел «мудрости» в житейском смысле слова. С внешним давлением, рыночными нравами, издательскими требованиями Оруэлл в какой-то степени вынужден был считаться, но лишь пока они не затрагивали его внутренних убеждений и моральных принципов, того, что он называл порядочностью и честностью.

С Коннолли восстановились дружеские отношения, что было немаловажно и с профессиональной точки зрения, поскольку он поддерживал контакты с лондонской интеллектуальной элитой, в которую теперь постепенно входил новый писатель Оруэлл. Коннолли познакомил старого приятеля с целым рядом литераторов, издателей, редакторов журналов и критиков. А когда в 1940 году Сирил создал свой журнал «Горизонт: Обозрение литературы и искусства», Оруэлл стал регулярно в нем сотрудничать^{238}.

Авторы некоторых отзывов на роман о Бирме предпринимали попытки определить мировоззрение писателя. Сделать это было нелегко, так как Оруэлл придавал образу главного героя весьма противоречивые черты. Известный журналист Малколм Маггеридж, незадолго перед этим возвратившийся из СССР, где он был британским корреспондентом «Манчестер гардиан» и по дипломатической почте отсылал в свою газету данные о голоде на Украине и в других районах СССР, называл Оруэлла «скорее последователем Киплинга, чем марксистом»