Орфей - [6]

Шрифт
Интервал

1945

ЗАСУХА

Ни звука, ни тени… Палящий безветренный зной
Сжигает посевы и травы.
По белой дороге, глаза заслоняя рукой,
Чуть тащится путник усталый.
Ручьи пересохли. Где, пенясь, шумела вода,
Там тина да голые камни.
Растресканный ил, где зеркало спало пруда,
Безветренный воздух – как пламя.
Спаленные солнцем деревья роняют листы
На горькую пыльную землю.
Лишь сосны, красавицы-сосны, раздвинув кусты,
В безмолвной надменности дремлют
1947

«Неужели все песни заглохли, умолкли…»

Неужели все песни заглохли, умолкли,
И, как влага, иссякли слова?
Утомленные мысли кружатся без толку,
Как по пыльной дороге листва…
Помню, раньше луна проплывала по небу,
Словно лебедь по глади озер.
Помню, раньше ромашки шушукались: «Где бы
Попышнее раскинуть ковер?»
Помню, раньше хотелось бежать, чуть касаясь
Невесомой певучей земли.
И цветы расступались, и травы, ласкаясь,
Целовали ладони твои.
А теперь ты спешишь занавесить окошко
От докучного лунного света, цветы –
Это просто цветы. Наберешь их немножко
И тихонько вздохнешь и отгонишь мечты.
1949

НОЧЬ ПОД НОВЫЙ ГОД

Ночь под новый год настала,
Всё уж спит везде:
Ты продрогла, ты устала,
Схоронись под одеяло,
Как птенец в гнезде.
За окном и ночь и стужа,
Млечно светит двор,
Снег бесшумно, тихо кружит,
Словно ткет из мягких кружев
Свадебный убор.
Только сердце спать не хочет;
В чутком полусне
То о будущем пророчит,
То минувшим горем точит,
То ли звукам вещей ночи
Вторит в тишине…
Что его опять тревожит?
Всё уж спит кругом.
Если было бы моложе,
Может быть, стучало б тоже,
Только о другом…
1957

ДЕТЯМ (Сонет)

За то, что из тиши небытия
Ты вызвала две робкие душонки,
До полночи стирая рубашонки,
Не сетуй, не ропщи, не укоряй!
Как молодость ушедшая твоя,
Их беготня, и смех, и говор звонкий.
Безмерное доверие таят
Их широко открытые глазенки…
Что суждено им видеть, что понять,
Какую ношу, может быть, поднять
На этом зла и страды полном свете?
И ты за них, творец беспечный, мать,
За каждый их недоуменный взгляд,
За их прозренье горькое в ответе.
1957

НАБЕГ ЧИНГИСХАНА

Еще кипели торжища Бухары,
Еще молились муллы по Корану,
Когда косые орды Чингисхана,
Перевалив через хребты Тянь-Шана,
В долину хлынули, как божья кара.
Месть хану, как степной кумыс, отрадна:
Зерно на корне будет сожжено,
Кровь потечет, как мутное вино,
И разоренью будет отдано
Волшебное богатство Самарканда.
Как волны одичалые потопа,
Сметут столетья полчища орды,
Засохнут водоемы и пруды,
Степные кони вытопчут сады…
Не тот ли жребий ждет тебя, Европа?
1957

«Я всю ночь говорила стихами…»

Я всю ночь говорила стихами
И проснулась с счастливой улыбкой:
Это молодость била крылами
И коснулась рукой своей гибкой.
Я проснулась с счастливым напевом
Кружевных, несложившихся строчек.
С изумленьем, как Чистая Дева,
Я вникала, что голос пророчит.
Наяву? Или, может быть, снится?
Или молодость не умирает?
Чуть смеясь, подымаю ресницы,
Милым звукам забвенно внимаю.
1970, Теплице в Чехах.

ШУТЛИВОЕ ПОСЛАНИЕ

Моей ученице Яне Швегловой
И ты уж доктор: вот потеха!
Прими ж далекий мой привет
И пожеланья многих лет
Работы, счастья и успеха.
Давно ль я, кажется, входила
С волненьем в ваш утихший класс,
Где столько милых детских глаз
Меня вниманием дарило.
И ты меж них, философ новый,
Чуть старше дочери моей:
Две тонких ручки, взмах бровей
И лобик, уж тогда суровый…
Я Пушкина вам между делом
Читала звонкую строку
И, кажется, вдохнуть сумела
Любовь к чужому языку.
Теперь же я, по воле неба,
В бегах за молоком, за хлебом,
Здоровье, жизнь и силы трачу,
Порой смеюсь, а то и плачу.
1953

ПЕРЕВОДЫ

ГАЛИНА МАЗУРЕНКО

«Сердце ранено наше навеки…»

Сердце ранено наше навеки,
И очей не найти сухих,
Тяжко поутру сомкнуты веки,
И веселье, и смех затих.
В разговоре пустом натяжки,
Но немой на устах вопрос…
Говорить?.. Но слова иссякли,
Чтобы плакать не хватит слез…
1942

ШАРЛЬ БОДЛЕР

ПРИГЛАШЕНИЕ В ПУТЬ

О, дитя мое,
О, сестра, вдвоем
Далеко мы уйдем, быть может,
В край, где сладко жить,
Где вольно любить, где земля, на тебя похожа!
Небо влажно там,
А по вечерам
Солнце прячет лицо в туманы,
Там твои глаза
Заблестят в слезах
И еще таинственней станут.
Там покой, обилие, лад,
Там краса и любовь царят.
Каждый там покой
Дышит стариной,
Комнаты разубраны богато,
Редкие цветы
Дивной красоты
С мирром там мешают ароматы.
Стены высоки,
В фресках потолки,
Как озера зеркала глубоки,
Все чарует взгляд,
Сердцу говоря
О волшебной роскоши Востока.
Там покой, обилие, лад,
Там краса и любовь царят.
Погляди, как спят
На каналах в ряд
Корабли с повадкой гулливой!
Редкие дары,
Верно, привезли
Для тебя, царицы счастливой;
Солнечный закат
Пламенем объят,
Пристань словно вылита из злата,
Паруса лежат,
Гиацинты спят,
В розовом сиянии заката.
Там покой, обилие, лад,
Там краса и любовь царят.
1948

ЯРОСЛАВ СЕЙФЕРТ

ДУШИЧКИ

Мерцает пламя здесь и рядом
Дрожит, как первая слеза,
Что набегает на глаза…
А воздух пахнет листопадом.
Стоим в молчанье: что мы, где мы?
В огне дрожит упрек немой,
А первый иней, как зимой,
Пушит седые хризантемы.
1948

ОДЕТАЯ СВЕТОМ (Отрывок из поэмы)

Я однажды шел, когда темнеет,
Прага была царственней, чем Рим.
Стало страшно вдруг, что не сумею
Сна порвать, так был неповторим
В тишине весенней ночи город.
Звезды зажигались наудачу,
Что под крыльями под утро спрячут
Чудища старинного собора.

Рекомендуем почитать
Обрывистой тропой

Александр Александрович Туринцев (1896–1984), русский эмигрант первой волны, участник легендарного «Скита поэтов» в Праге, в 1927 г. оборвал все связи с литературным миром, посвятив оставшиеся годы служению Богу. Небольшое поэтическое наследие Туринцева впервые выходит отдельным изданием. Ряд стихотворений и поэма «Моя фильма» печатаются впервые.


Зарытый в глушь немых годин

Михаил Штих (1898-1980) – профессиональный журналист, младший брат Александра Штиха, близкого друга Бориса Пастернака. В юности готовился к карьере скрипача, однако жизнь и превратности Гражданской войны распорядились иначе. С детства страстно любил поэзию, чему в большой степени способствовало окружение и интересы старшего брата. Период собственного поэтического творчества М.Штиха краток: он начал сочинять в 18 лет и закончил в 24. Его стихи носят характер исповедальной лирики и никогда не предназначались для публикации.


Эрифилли

Елена Феррари (O. Ф. Голубовская, 1889-1938), выступившая в 1923 году с воспроизводимым здесь поэтическим сборником «Эрифилли», была заметной фигурой «русского Берлина» в период его бурного расцвета. Ее литературные дебюты вызвали горячий интерес М. Горького и В. Шкловского. Участие в собраниях Дома Искусств сделало Елену Феррари одной из самых активных фигур русской литературной и художественной жизни в Берлине накануне ее неожиданного возвращения в советскую Россию в 1923 г. Послесловие Л. С. Флейшмана «Поэтесса-террористка», раскрывая историко-литературное значение поэтической деятельности Елены Феррари, бросает свет также на «теневые», малоизвестные обстоятельства ее загадочной биографии.