Орфей - [4]

Шрифт
Интервал

По дням и годам рассказать не спеша,
Минувшее вспомнить, и, юность порукой,
На всё зазвенишь, как вторая душа!
1948

«Моя душа – как горная трава…»

Моя душа – как горная трава:
Упрямая, суровая, простая…
В минувшее корнями прорастая,
Она текущим тронута едва.
Быть может, ты, товарищ юных дней,
Ни этих мест, ни этих лет не помнишь…
Я их храню, чем доле, тем верней,
Чем доле, тем упорней и упорней.
Как я любила старый сад и дом,
Ту комнату с готическим окном,
Бросавшим сноп таинственного света,
Где мы обедали, читали летом
В прохладном сумраке, в сиянье голубом.
Ты помнишь ли грозой омытый сад,
Где всё в тени и влаге тонет?
Открыты окна, и во тьму летят
Рыдания бетховенских гармоний…
Ты помнишь звон кузнечиков в лесу
И сотен знойное томленье,
Велосипедов мерное гуденье,
Слепящую дороги пологу?
А на опушке к вечеру привал?
От сосен тени падали косые.
Как вкусен хлеб (такой уж не бывал).
Как жарки споры молодые!
«Далекий друг, ты, может, уж не тот
И этих лет порой не вспомнишь даже?
Моя душа вся прежняя, вся та же.
В моей душе всё прежнее живет.
1953

ОСЕНЬ

Осень

Какая грусть в пустеющих полях,
В холодной мгле осеннего рассвета…
Как неприветлива и тиха эта
Еще недавно шумная земля.
Какая грусть соседей провожать,
Махать платком в туман сырого утра,
И как ненужно вдруг и бесприютно
Бугрится между двух полос межа.
И вот, готовя длинный перелет,
По ниткам-проводам расселись птицы;
И вот уже седой дымок клубится,
И прелой гарью пахнет поворот.
И вот уже славянский листопад
Багрянит стены диким виноградом,
И вот душа, ступая здесь и рядом,
Опять бормочет рифмы невпопад.
Но, золотыми листьями шурша
Под сенью обнажившихся каштанов,
Я в этот раз ей отвечать не стану
И побреду бездумно, не спеша,
На ветви глядя черные каштанов.
1940

«Дети на улицах ищут каштаны…»

Дети на улицах ищут каштаны,
Вот уже осень опять на дворе…
Поутру дремлют седые туманы
На побелевшей, жесткой траве.
Скоро затопим дымные печи:
Алые блики на гладком полу.
Дождь зашумит, забубнит, залепечет
Про непогоду, про стужу, про мглу.
Дом станет тихим. Уютным и тесным,
Дом поплывет, как большая ладья,
И колыбельная первая песня,
Первая песня польется моя.
Вот оно, счастье, суровое счастье:
Мир, отраженный в двух круглых зрачках!
Неторопливое ночи участье…
Полночи звон на далеких часах.
1943

ПРОЩАНЬЕ С ЛЕТОМ

А вот уж и осень!
Как я проглядела весну,
И знойное звонкое лето,
И тяжесть колосьев,
И в каплях смолистых сосну,
И пенье кузнечиков где-то.
Как я проглядела
И звездную синь васильков,
И алость пушистую маков,
И ширь без предела –
Бегущий, шумящий покров
Волнуемый алчущих злаков!
Но всё уже смолкло:
Отблагоухал сенокос,
Давно отшумели колосья;
Угрюмая осень,
Незваный, непрошеный гость,
Охапками листья уносит.
1946

«Как хороша осенняя пора!..»

Как хороша осенняя пора!
Как балует дарами осень!
Прозрачен воздух, тихи вечера,
И неба манит ласковая просинь.
Подсолнечники в зелени садов
За солнцем солнца тянут золотые,
И яблони под тяжестью плодов
К земле клонятся ветками густыми.
А на прилавках – дыни, виноград,
Колосья тучные тяжелой кукурузы
И снятые с песчаных жарких гряд
Тяжелые кровавые арбузы.
Цвет осени – цвет крови и вина…
Теперь земля за тяжкое усилье,
За верный труд должна платить сполна,
Как сказочная чаша изобилья.
1956

В ПОИСКАХ БОГА

«Благословенны пахоты и нивы…»

Благословенны пахоты и нивы,
В горячем солнце спящие снопы,
И пахаря тяжелые стопы,
И вол, бредущий поступью ленивой.
И хоть не мне в числе их веселиться,
Благословенны те, кому в гумно
Господь ссыпает счастье, как зерно,
Своей неравно мерящей десницей.
1939

МОЛИТВА

Как древле, Господи, Тобой прощенный Ной
Увидел выси, всплывшие, как мели,
И первой ветви радостную зелень
Над укрощенных вод голубизной,
И нам увидеть дай прощенные поля,
И грады, спящие во тьме ночной беспечно.
И, всё забыв, пусть вновь о мире вечном
Молиться смеет страдная земля.
1940

«Глас Бога в древней Иудее…»

Глас Бога в древней Иудее
Слыхал и пастырь, и пророк.
Куст загорался, пламенея,
И знал Мойсей, что это Бог.
И я молила Провиденье,
Да ниспошлет душе моей
На миг единый ощущенье
Безмерной светлости своей!
Как свой огонь пещерный житель,
Я этот миг бы сберегла
И Богу в светлую обитель
В годину смерти отдала.
1953

ЭЛЕГИЯ

Куда идти? Кому молиться,
К ногам кого в слезах припасть?
Как пережить, как перебиться,
Перетерпеть злых дней напасть?
Теряю с каждым днем веселость,
Своей судьбы не узнаю,
С тупым упорством трачу молодость
В служенье косном бытию.
А годы смотрят вновь сурово.
Напрасно счастие зову:
Оливовая ветвь в клюву
У голубя залита кровью!
Кто примет души с поля мертвых?
Кто смочит раненым уста?
И чье бесстрастие простерто
Над телом распятым Христа?
Стою перед закрытой дверью,
Своей судьбы не узнаю…
Куда пойду, кому поверю,
С кем разделю печаль свою?
1950

КУДА ИДТИ?

Куда идти? К Спасителю Христу,
Распятому за нас при Понтии Пилате.
Три страшных дня… но вот уже несут
Благую весть апостолы и братья:
Христос воскрес! Упасть к его ногам,
Забыв и ложный стыд и меру,
И знать, что никому уж не отдам
Воскресшую из пепла веру.
За вечный дар божественной любви,
За дар бессмертья, купленного кровью,
Спасителю, прими мои хвалы,
Прими мои скупые славословья!
1969

МАРИЯ

Христос идет и щедрыми руками
Целит, благословляет и дает.

Рекомендуем почитать
Обрывистой тропой

Александр Александрович Туринцев (1896–1984), русский эмигрант первой волны, участник легендарного «Скита поэтов» в Праге, в 1927 г. оборвал все связи с литературным миром, посвятив оставшиеся годы служению Богу. Небольшое поэтическое наследие Туринцева впервые выходит отдельным изданием. Ряд стихотворений и поэма «Моя фильма» печатаются впервые.


Зарытый в глушь немых годин

Михаил Штих (1898-1980) – профессиональный журналист, младший брат Александра Штиха, близкого друга Бориса Пастернака. В юности готовился к карьере скрипача, однако жизнь и превратности Гражданской войны распорядились иначе. С детства страстно любил поэзию, чему в большой степени способствовало окружение и интересы старшего брата. Период собственного поэтического творчества М.Штиха краток: он начал сочинять в 18 лет и закончил в 24. Его стихи носят характер исповедальной лирики и никогда не предназначались для публикации.


Эрифилли

Елена Феррари (O. Ф. Голубовская, 1889-1938), выступившая в 1923 году с воспроизводимым здесь поэтическим сборником «Эрифилли», была заметной фигурой «русского Берлина» в период его бурного расцвета. Ее литературные дебюты вызвали горячий интерес М. Горького и В. Шкловского. Участие в собраниях Дома Искусств сделало Елену Феррари одной из самых активных фигур русской литературной и художественной жизни в Берлине накануне ее неожиданного возвращения в советскую Россию в 1923 г. Послесловие Л. С. Флейшмана «Поэтесса-террористка», раскрывая историко-литературное значение поэтической деятельности Елены Феррари, бросает свет также на «теневые», малоизвестные обстоятельства ее загадочной биографии.