Орфей - [8]

Подошла пора учебы, и в 1925 году семья А. Л. Бема переехала в Прагу. Ирина поступила во французскую школу, а затем во французскую реальную гимназию, которую окончила в 1935 г. Жизнь «русской Праги» в то время, как и в первое десятилетие эмиграции, была наполнена множеством интересных событий, научная среда и студенчество задавали общий тон, русская культура, хотя и лишившаяся к тому времени официальной государственной поддержки в связи с признанием Чехословакией СССР, продолжала еще существовать. Молодое поколение русской пражской колонии было погружено в свою повседневную жизнь, в которой незаменимую роль играли союзы, кружки, сообщества. Обе дочери А. Л. Бема были в отряде Общества «Витязей» (русский аналог скаутов). Особенно младшая, Татьяна, была ему предана всей душой, энергично участвовала в устройстве летних скаутских лагерей. Семья Бемов, как и другие русские эмигранты, да и сами пражане, летом стремилась уехать из пыльной душной столицы, не отличающейся хорошим климатом. Лето Бемы проводили то на Подкарпатской Руси (Западной Украине), где А. Л. Бем часто читал лекции, то в Карловых Варах (Карлсбаде) – там его привлекали местные архивы, то в Марианских Лазнях (Мариенбаде), то в уютной деревушке Еваны под Прагой. Ирине особенно запомнилось одно лето, которое она провела вместе с семьей Лосских в городке Высокое Мыто в центральной Чехии, недалеко от небольших городов Пардубице и Градец Кралове – в последний из них пришлось переехать в 1950-е годы ее семье. Но то лето середины 1930-х годов особенно запомнилось ей, и не просто запомнилось, но и нашло отзвук в ее творчестве, воплотившись в один из стихотворных циклов под названием «Высокое Мыто».

Осенью 1936 г. Ирина поступила на филологическое отделение философского факультета Карлова университета (по специальностям классические языки и литература, французский язык и литература). Следующий год стал для семьи Бемов важным этапом – они получили гражданство ЧСР. Но особенно значимым событием год вошел в судьбу Альфреда Людвиговича Бема: он перешел в православную веру, крестившись под именем Алексей. Однако вскоре политические события вновь вторгаются в жизнь эмигрантов, нарушив и относительно плавное течение жизни Бемов в Чехии. В 1939 г. произошла немецкая оккупация Чехословакии, в результате которой было установлен Протекторат Чехия и Моравия. Кардинальным изменениям подверглось чешское общественное устройство, в частности, закрылись все чешские высшие учебные заведения. Ирине Бем пришлось продолжать образование в пражском Немецком университете. Заканчивала университет она после окончания войны, сдав государственные экзамены и по специальности русский язык и литература.

Но вернемся на несколько лет назад, в середину 1930-х годов. В Праге к тому времени уже более десяти лет существавало литературное содружество «Скит» (вначале именовавшееся «Скит поэтов»), руководителем которого был отец Ирины – Альфред Людвигович Бем [3].  Судьба Ирины, начавшей писать стихи, видимо, еще в гимназии, была поэтому, что называется, предопределена – «скитники» стали приглашать ее в свой круг. Судя по сохранившимся протоколам заседаний, 19 ноября 1935 г. она впервые присутствовала на собрании «Скита», затем ее имя появляется в февральских записях 1938 г., когда встречи объединения стали всё чаще проходить на квартире у А. Л. Бема в так называемом «Профессорском доме». В своих воспоминаниях о «Ските», написанных в конце 1960-х годов, Ирина Бем оставила короткие заметки об этих собраниях в их доме: «В маленьком рабочем кабинете моего отца собирались человек десять-пятнадцать, закрывались двери, и, пока мать готовила ужин, за закрытыми дверями происходили для меня такие вначале таинственные и недоступные собрания “Скита”. Позже (вероятно, с 1936 г.) стали приглашать и меня, и я, как очарованная, слушала музыку стихов и приглядывалась к выступающим. Еще позже (вероятно, с 1938 г.) стала свои стихи читать и я. <…> После такого собрания скитники приглашались к столу, за которым мать беспрестанно разливала чай и где продолжались оживленные литературные прения. Члены “Скита” бывали нередко гостями и на “пятницах” – приемных днях, по которым у отца собирались известные слависты, студенты-иностранцы, изучавшие в Праге русский язык, литературные гости и просто знакомые. <…> Скитники заходили к отцу и поодиночке, почитать новые стихи, посоветоваться о них. Так, помнится, заходили: Э. К. Чегринцева, красивая Татьяна Ратгауз, Алла Сергеевна Головина» [4]. Ирину Альфредовну здесь немного подвела память: впервые свое стихотворение («Андромаха») она прочитала на «скитовских» собраниях позднее (19 апреля 1940 г.) и сразу же была принята в члены содружества: в списке «скитников», названном «Четки», ее имя вписано заключительной строчкой (номер 36). Присутствовала она и на самом последнем официальном собрании «Скита» 6 сентября 1940 г., и не просто присутствовала, но читала в тот день, судя по протоколу, стихотворение «Петербург» [5].

Во время войны Ирина Бем не переставала писать стихи, ее единственный поэтический сборник «Орфей» вышел в свет на правах рукописи в начале 1943 г., а ранней весной того же года в читальне «Профессорского дома» состоялся ее поэтический вечер. Сама «виновница» так описывает это событие: «Небольшой зал был полон. Краткое вступительное слово произнес, как всегда, А. Л. Бем. <…> После чтения стихов выступил с обширным литературно-критическим разбором стихов “Андромаха I-я” и “Андромаха II-я” Николай Андреев. Это было мое первое публичное выступление, и волнение мне мешало зарегистрировать характер критического разбора. По словам же некоторых присутствовавших, оценка Андреевым моих стихов была положительной. Имена других выступающих мне, к сожалению, восстановить не удалось. При выходе продавались стихи Лебедева, Чегринцевой, Головиной