Орест и сын - [53]
Боком, не выдавая сильнейшего смущения, Тетерятников выбрался из кухни. Книжный лабиринт не торопился с ответом. Книги, в чью преданность он свято верил, отказывались служить — буквы, глядящие с корешков, хранили молчание. Он взялся за лестницу и подтянул ее к стеллажу. Отзываясь на это усилие, буквы пошли мертвой зыбью, и в голове, идущей крэгом, снова включился ненавистный мотор.
Занося ногу на перекладину, Матвей Платонович убеждал себя в том, что Книга, конечно, найдется, стоит только забраться повыше. Голову сжало. В желудке шевельнулась боль, похожая на горечь. Он облизал пересохшие губы, показавшиеся сладкими, и мотор, заглушавший звуки выстрелов, переместился куда-то за спину. Этот мотор, заведенный большевиками, глушил все исторические закономерности, с которыми он вслед за глупым и романтическим немцем связывал надежды на спасение своей страны…
Тетерятников прислушался к реву мотора и вспомнил “Волгу”, напугавшую его на набережной. Эта серая акула ходила неподалеку.
Деревянные перекладины вели себя безобразно. Они вихляли, выворачиваясь, как будто лестница, по которой он карабкался, стала веревочной. Не-ожиданно она замерла, словно кто-то, вставший на нижние ступени, карабкался вслед за ним. Это могли быть только преступные подмастерья, желающие вырвать у него тайну мастерского слова. Намереваясь разбить его голову, они карабкались, сжимая в зубах наугольники и масштабы…
Над головой захлопали крылья. Тетерятников догадался: римские гении, придающие смысл каждой человеческой жизни. Отрываясь от преследователей, он лез за ними упрямо, но сердце, набухшее в груди, тянуло вниз. Надеясь передохнуть, Тетерятников опустил взгляд: преступные подмастерья исчезли. Внизу шумела вода.
С высоты, на которую он взобрался, библиотека казалась скорлупкой, пляшущей в волнах. Серая акула, сужая круги, поднималась из глубины. Он увидел плавник, разрезающий воды, и, охнув, разжал руки. Масштабы, наугольники и молотки пробили его голову одним ударом. Он вскрикнул и закатил глаза. Древние цивилизации, жившие в сознании, погасли в одно мгновение — так, как, по словам его собеседника из одновременной эпохи, когда-нибудь погибнет Земля.
Инна обтерла рот снегом. “Неужели поверила? — Села и скрестила но- ги. — Поверила старухе? Старая ведьма. Откуда и взялась-то? Как можно спутать? Это для Ксанки, блаженной! У них же документы, сестры, врачи... Так бы и путали — всех”. — Инна представила себе конверты — белые, с младенцами, сестры раздают кому попало... Она встала на ноги. “Когда пропала, родители напугались. — Инна вспомнила опухшее лицо матери. — У папы борода перекошена — никогда не видела таким. Стали бы они из-за чужого!”
Мимо, разобравшись попарно, шествовала детсадовская группа. Дети шли, не глядя по сторонам. На девочках красные клетчатые пальто с коричневыми воротниками, на мальчиках — темно-синие. “Одинаковые. Все — детдомов-ские”. Старуха сказала: отдавали в приюты. Инна услышала близкий лай и увидела стаю. Бездомные скрюченные псы бежали мимо скамейки. Собачонка, хромающая на задние ноги, отстала и, оскалившись, припала к земле. “Попала бы к чужим, и назвали бы по-другому. Дина”, — она назвала себя сама, как будто не досталась никому. Собака облизывала узкую мордочку. Инна встала и пошла назад.
У коленкоровой двери она оглянулась и прижала ухо к скважине. За спиной скрипнуло. “Жу-у-чка! — проскрипел довольный голос. — Что, снова пришла? Укольчик ставить?” — хихикало из щели. Она постучала, надеясь, что длинноволосый откроет. “Я к тебе по-хорошему, а у них все одно пусто. Ушли. Бабка сиднем сидит: стучи, не стучи. Ждать надо”. — “Ладно”. — Она села на ступени. “Грязь-то какая, а ты — пальтом. — Он всплеснул тараканьими лапами. – Вставай, девка! Нельзя на камне”.
“Вы старуху давно знаете?” — Инна спросила, заглядывая в щель. Ободренный вопросом, Таракан выполз на площадку. Застиранная гимнастерка с голубоватой заплатой на плече. “А тебе-то чего? Ишь пришла — вопросы спрашивать!” — “Она сумасшедшая?” — Инна спросила вежливо. “А-а! В дурдом собралась свезти? — Он подмигнул, шевельнув усом. — Так она и всегда была... Раньше не свезли — теперь-то кто тронет: ногой в могиле. На кладбище теперь...” — “Нет! — Инна прервала громко. — Никто и никуда ее не свезет, пока она не скажет мне правду...” — Инна задыхалась от злости.
Таракан заполз обратно и кивал из щели: “Значит, как скажет — подавай дурдомовский транспорт? Она тебе скажет — ты только слушай!” — “Убирайтесь вон!” — Инна вскочила и, размахнувшись, припечатала дверь. В ярости она сжимала и разжимала кулаки. “Тянучку хочешь?” — Из-за двери тянулась рука с конфетой. “Ладно”, — идя на мировую, Инна взяла тянучку. “А то заходи. Услышим, ежели кто придет”. — Он кивал, приглашая. Черт с ним, чем сидеть на лестнице. “Спасибо”, — она поблагодарила.
“Картошечки будешь?” Из кухни шел густой запах. Таракан собирал на стол: тарелку, хлеб ломтями, бутыль с беловатой полупрозрачной жидкостью, заткнутую комком марли. “Ну, чего, выпьем?” — Он подмигнул, покачивая бутыль. Беловатая жидкость плеснула тяжело. “Спасибо, я ни есть, ни пить...” — “Картошечки-то?” — Голубая заплата кривилась. “Нет”, — Инна решительно отказалась. “Ну, как знаешь…” — Он вытянул марлевую затычку. Взмахнув головой, Таракан кинул в рот содержимое чашки. Усы замерли. “Первая — колум”. — Он крякнул и склонился над сковородкой. Инна отвела глаза, оглядывая комнату.
Елена Чижова – коренная петербурженка, автор четырех романов, последний – «Время женщин» – был удостоен премии «РУССКИЙ БУКЕР». Судьба главной героини романа – жесткий парафраз на тему народного фильма «Москва слезам не верит». Тихую лимитчицу Антонину соблазняет питерский «стиляга», она рожает от него дочь и вскоре умирает, доверив девочку трем питерским старухам «из бывших», соседкам по коммунальной квартире, – Ариадне, Гликерии и Евдокии. О них, о «той» жизни – хрупкой, ушедшей, но удивительно настоящей – и ведет рассказ выросшая дочь героини, художница… В книгу также вошел роман «Крошки Цахес».
В романе «Крошки Цахес» события разворачиваются в элитарной советской школе. На подмостках школьной сцены ставятся шекспировские трагедии, и этот мир высоких страстей совсем непохож на реальный… Его создала учительница Ф., волевая женщина, self-made women. «Английская школа – это я», – говорит Ф. и умело манипулирует юными актерами, желая обрести единомышленников в сегодняшней реальности, которую презирает.Но дети, эти крошки Цахес, поначалу безоглядно доверяющие Ф., предают ее… Все, кроме одной – той самой, что рассказала эту историю.
Елена Чижова – автор пяти романов. Последний из них, «Время женщин», был удостоен премии «Русский Букер», а «Лавра» и «Полукровка» (в журнальном варианте – «Преступница») входили в шорт-листы этой престижной премии. Героиня романа Маша Арго талантлива, амбициозна, любит историю, потому что хочет найти ответ «на самый важный вопрос – почему?». На истфак Ленинградского университета ей мешает поступить пресловутый пятый пункт: на дворе середина семидесятых. Девушка идет на рискованный шаг – подделывает анкету, поступает и… начинает «партизанскую» войну.
Елена Чижова, автор книг «Время женщин» («Русский Букер»), «Полукровка», «Крошки Цахес», в романе «Лавра» (шортлист премии «Русский Букер») продолжает свою энциклопедию жизни.На этот раз ее героиня – жена неофита-священника в «застойные годы» – постигает азы непростого церковного быта и бытия… Незаурядная интеллигентная женщина, она истово погружается в новую для нее реальность, веря, что именно здесь скроется от фальши и разочарований повседневности. Но и здесь ее ждет трагическая подмена…Роман не сводится к церковной теме, это скорее попытка воссоздания ушедшего времени, одного из его образов.
Новый роман букеровского лауреата Елены Чижовой написан в жанре антиутопии, обращенной в прошлое: в Великую Отечественную войну немецкие войска дошли до Урала. Граница прошла по Уральскому хребту: на Востоке – СССР, на Западе – оккупированная немцами Россия. Перед читателем разворачивается альтернативная история государств – советского и профашистского – и история двух молодых людей, выросших по разные стороны Хребта, их дружба-вражда, вылившаяся в предательство.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.