Орельен. Том 2 - [14]
— Послушай, мальчик… Только ты не расстраивайся… Плевал я на чужие дела, в жизни в них не вмешивался. Ну, скажи сам, хоть раз я к тебе с чем-нибудь таким приставал? Нет. Вот видишь. Это сама она захотела. Я же не знал, что дело серьезное. И с твоей и с ее стороны. Когда я услышал, о чем идет речь, я сразу ей заявил: нет уж, увольте. С меня хватит!
Старик не знал, как приступить к рассказу. Его даже в жар бросило. Молча он покусывал свои пышные усы. Из его довольно туманных объяснений получалось, что Береника… да, Береника поручила ему, дяде Блезу, сказать Орельену, что она его не любит.
— Ты что нос повесил? Все это не так… Неужели мне тебе повторять… Послушай, как было дело, а то, чего доброго, у тебя создастся ложное представление.
К чему наводить туман?
— С вашей стороны очень мило, дядя, пытаться позолотить пилюлю… Ослабить наносимый вами удар… но зачем? Я вас и так внимательно слушал… Вы выразились совершенно ясно… А детали ровно ничего не меняют…
— Как же так! Как же так! Во-первых, когда она говорит, что тебя не любит, я ей не верю.
— Но она говорит! По-моему, это больше чем достаточно.
— Какой ты, сынок, легковерный, ей-богу! Ну сказала, а что это доказывает? Сказала, чтобы я тебе передал, потому что сама сказать тебе не решается… Если бы она тебя не любила, почему бы ей самой тебе не сказать?
— Значит, вы ей не верите? И пришли мне об этом сообщить?
— Не строй такой физиономии, мальчик! Да ты на меня сердишься! Правильно Марта говорила…
— Ах, так! Тетя вам говорила!
— Да не злись ты! Я был не в себе, ходил как затравленный. Приятное, нечего сказать, поручение. Но Береника клятву с меня взяла… Тогда я и подумал, что если я тебе не открою глаза, ты можешь глупостей натворить, ведь муж ее здесь…
— Какую она с вас клятву взяла?
— Ты же сам знаешь, я же тебе говорил… Неужели тебе приятно слушать такие вещи?
— Что она меня не любит? Она взяла клятву, что вы скажете это мне? А все прочее — ерунда. Все прочее клятвы не требовало… И, однако, вы ей не поверили… не поверили, дядя Блез, и пришли мне сообщить и о том и о другом. Представьте, и я не верю. Да, не верю. Она меня любит. Говорю вам, она меня любит. Или я сумасшедший, или она меня любит.
Орельен встал с места, прошелся по комнате, взял полено, бросил его в огонь и снова сел, словно в театре, словно желая насладиться зрелищем пламени, жадно набросившимся на новую жертву. Снова воцарилось молчание, его нарушил Блез:
— Послушай, что я тебе скажу… Словом, у меня создалось такое впечатление… что…
Он покусал кончик уса.
— Какое?
— Так вот… в первый раз, когда мы с ней увиделись в кафе, она, видишь ли, пыталась бороться… искала защиты, боялась сама себя, ну и выдумала хитрый план и решила осуществить его моими руками… Ясно?
— Пока еще нет.
— Слушай внимательно. Сама она до того была уверена в своей любви к тебе, что ей требовалось сказать кому-нибудь вслух, что она, мол, тебя не любит… Не тебе, конечно, потому что она боится причинить тебе боль.
— Боится причинить боль! И послала вас сюда!
— Да вовсе она меня тогда, в тот первый раз, никуда не посылала. Ей, повторяю, нужно было с кем-нибудь поговорить… с кем-нибудь, не с тобой, конечно… Дома, правда, есть кузина… но не с ней же на такие темы разговаривать. А послала она меня в нашу вторую встречу, уже после покушения на самоубийство мадам Барбентан.
— Но сказала-то она при первой встрече, что меня не любит?
— Сказала… Только как бы тебе получше объяснить? Я ей не поверил…
— А теперь, значит, верите?
— Да нет, да нет! Я же тысячи раз говорил — не верю.
Старик совсем запутался. Но Орельен не спешил прийти ему на выручку. Голова у него горела, ноги были ледяные. То он проводил ладонью по своей шевелюре, то принимался грызть ногти.
Мало-помалу истинный характер двух этих встреч стал проясняться. В первую встречу, состоявшуюся в кафе, Береника говорила весьма рассудительно, несмотря на терзавший ее страх, вполне естественный для женщины, очутившейся пред лицом настоящей большой любви. Она сказала, что не любит, думает, что не любит Орельена, однако поведение ее и вид явно противоречили этим словам. Иначе чего бы ей было бояться? Подспудный смысл разговора был таков: она боится уступить, боится, что не уйдет от судьбы, что-то удерживает ее, что-то, над чем она не властна. Не то, чтобы она так уже безумно переоценивала себя и тот дар, которого ты ждешь от нее… Если бы ее просто влекло к Орельену, влекло физически… она может быть… отчего бы и нет… Но тут речь идет о чем-то бесконечно более значительном. Вот в чем дело. Она не сумела бы остановиться в этом разбеге. Ни причинить зло Орельену, ни пойти на испытание огнем, первые ожоги которого уже ощутила. И в то же время ее просто пьянила мысль о его любви. От этого тепла она не в силах была отказаться. Дорожила им. Верила в него. Верила с каким-то отчаянием. И боялась, что любовь Орельена может умереть в один прекрасный день. Просто угаснуть. Она верила в его любовь, но верила также, что в ее власти обезоружить эту любовь, убить ее. И вот об этом она не может думать без страха, без ужаса. Убить такое редчайшее, такое бесценное, такое великое чувство. Как отказаться от дара судьбы, единственного дара, а что если это ее последняя милость?
Роман Луи Арагона «Коммунисты» завершает авторский цикл «Реальный мир». Мы встречаем в «Коммунистах» уже знакомых нам героев Арагона: банкир Виснер из «Базельских колоколов», Арман Барбентан из «Богатых кварталов», Жан-Блез Маркадье из «Пассажиров империала», Орельен из одноименного романа. В «Коммунистах» изображен один из наиболее трагических периодов французской истории (1939–1940). На первом плане Арман Барбентан и его друзья коммунисты, люди, не теряющие присутствия духа ни при каких жизненных потрясениях, не только обличающие старый мир, но и преобразующие его. Роман «Коммунисты» — это роман социалистического реализма, политический роман большого диапазона.
В книгу вошли рассказы разных лет выдающегося французского писателя Луи Арагона (1897–1982).
В книгу вошли рассказы разных лет выдающегося французского писателя Луи Арагона (1897–1982).
Более полувека продолжался творческий путь одного из основоположников советской поэзии Павла Григорьевича Антокольского (1896–1978). Велико и разнообразно поэтическое наследие Антокольского, заслуженно снискавшего репутацию мастера поэтического слова, тонкого поэта-лирика. Заметными вехами в развитии советской поэзии стали его поэмы «Франсуа Вийон», «Сын», книги лирики «Высокое напряжение», «Четвертое измерение», «Ночной смотр», «Конец века». Антокольский был также выдающимся переводчиком французской поэзии и поэзии народов Советского Союза.
В романе всего одна мартовская неделя 1815 года, но по существу в нем полтора столетия; читателю рассказано о последующих судьбах всех исторических персонажей — Фредерика Дежоржа, участника восстания 1830 года, генерала Фавье, сражавшегося за освобождение Греции вместе с лордом Байроном, маршала Бертье, трагически метавшегося между враждующими лагерями до последнего своего часа — часа самоубийства.Сквозь «Страстную неделю» просвечивают и эпизоды истории XX века — финал первой мировой войны и знакомство юного Арагона с шахтерами Саарбрюкена, забастовки шоферов такси эпохи Народного фронта, горестное отступление французских армий перед лавиной фашистского вермахта.Эта книга не является историческим романом.
В книгу вошли рассказы разных лет выдающегося французского писателя Луи Арагона (1897–1982).
«У крутого обрыва, на самой вершине Орлиной Скалы, стоял одиноко и неподвижно, как орёл, какой-то человек. Люди из лагеря заметили его, но никто не наблюдал за ним. Все со страхом отворачивали глаза, так как скала, возвышавшаяся над равниной, была головокружительной высоты. Неподвижно, как привидение, стоял молодой воин, а над ним клубились тучи. Это был Татокала – Антилопа. Он постился (голодал и молился) и ждал знака Великой Тайны. Это был первый шаг на жизненном пути молодого честолюбивого Лакота, жаждавшего военных подвигов и славы…».
Один из программных текстов Викторианской Англии! Роман, впервые изданный в один год с «Дракулой» Брэма Стокера и «Войной миров» Герберта Уэллса, наконец-то выходит на русском языке! Волна необъяснимых и зловещих событий захлестнула Лондон. Похищения документов, исчезновения людей и жестокие убийства… Чем объясняется череда бедствий – действиями психа-одиночки, шпионскими играми… или дьявольским пророчеством, произнесенным тысячелетия назад? Четыре героя – люди разных социальных классов – должны помочь Скотланд-Ярду спасти Британию и весь остальной мир от древнего кошмара.
Повесть Владимира Андреева «Два долгих дня» посвящена событиям суровых лет войны. Пять человек оставлены на ответственном рубеже с задачей сдержать противника, пока отступающие подразделения снова не займут оборону. Пять человек в одном окопе — пять рваных характеров, разных судеб, емко обрисованных автором. Герои книги — люди с огромным запасом душевности и доброты, горячо любящие Родину, сражающиеся за ее свободу.
Главы из неоконченной повести «Под созвездием Рыбы». Опубликовано в журналах «Рыбоводство и рыболовство» № 6 за 1969 г., № 1 и 2 за 1970 г.
Александр Житинский известен читателю как автор поэтического сборника «Утренний снег», прозаических книг «Голоса», «От первого лица», посвященных нравственным проблемам. Новая его повесть рассказывает о Людвике Варыньском — видном польском революционере, создателе первой в Польше партии рабочего класса «Пролетариат», действовавшей в содружестве с русской «Народной волей». Арестованный царскими жандармами, революционер был заключен в Шлиссельбургскую крепость, где умер на тридцать третьем году жизни.
Сегодня мы знакомим читателей с израильской писательницей Идой Финк, пишущей на польском языке. Рассказы — из ее книги «Обрывок времени», которая вышла в свет в 1987 году в Лондоне в издательстве «Анекс».
Образ Христа интересовал Никоса Казандзакиса всю жизнь. Одна из ранних трагедий «Христос» была издана в 1928 году. В основу трагедии легла библейская легенда, но центральную фигуру — Христа — автор рисует бунтарем и борцом за счастье людей.Дальнейшее развитие этот образ получает в романе «Христа распинают вновь», написанном в 1948 году. Местом действия своего романа Казандзакис избрал глухую отсталую деревушку в Анатолии, в которой сохранились патриархальные отношения. По местным обычаям, каждые семь лет в селе разыгрывается мистерия страстей Господних — распятие и воскрешение Христа.
Историю русского военнопленного Григория Папроткина, казненного немецким командованием, составляющую сюжет «Спора об унтере Грише», писатель еще до создания этого романа положил в основу своей неопубликованной пьесы, над которой работал в 1917–1921 годах.Роман о Грише — роман антивоенный, и среди немецких художественных произведений, посвященных первой мировой войне, он занял почетное место. Передовая критика проявила большой интерес к этому произведению, которое сразу же принесло Арнольду Цвейгу широкую известность у него на родине и в других странах.«Спор об унтере Грише» выделяется принципиальностью и глубиной своей тематики, обширностью замысла, искусством психологического анализа, свежестью чувства, пластичностью изображения людей и природы, крепким и острым сюжетом, свободным, однако, от авантюрных и детективных прикрас, на которые могло бы соблазнить полное приключений бегство унтера Гриши из лагеря и судебные интриги, сплетающиеся вокруг дела о беглом военнопленном…
«Равнодушные» — первый роман крупнейшего итальянского прозаика Альберто Моравиа. В этой книге ярко проявились особенности Моравиа-романиста: тонкий психологизм, безжалостная критика буржуазного общества. Герои книги — представители римского «высшего общества» эпохи становления фашизма, тяжело переживающие свое одиночество и пустоту существования.Италия, двадцатые годы XX в.Три дня из жизни пятерых людей: немолодой дамы, Мариаграции, хозяйки приходящей в упадок виллы, ее детей, Микеле и Карлы, Лео, давнего любовника Мариаграции, Лизы, ее приятельницы.
В романе известного венгерского писателя Антала Гидаша дана широкая картина жизни Венгрии в начале XX века. В центре внимания писателя — судьба неимущих рабочих, батраков, крестьян. Роман впервые опубликован на русском языке в 1936 году.