Сквозь густой дым, в предрассветных сумерках, за полуобвалившимися городскими стенами пылающего Владимира, виднелось множество башен и луковок шпилей православных церквей. Воеводы и простые воины, с напряжённым взглядом, крестились на них, что — то тихо бурча себе под нос.
— Пороками нехристи бьют! — сказал Сбыслав. Действительно, в стену «Города Мономаха», время от времени, врезались крупные каменья, от их попадания во все стороны разлетелись тучи щебня и пыли.
Кроме того, монголы в нескольких местах продолжали забрасывать ров снегом. Они катили по полю громадные, выше человеческого роста снежные комы, укрываясь ими от стрел, а потом закатывая их в ров. Финальный штурм мог начаться в любую минуту. Единственное, что могли защитники города — это приказать обильно поливать крепостные стены водой, чтобы усложнить жизнь штурмующим.
Требовалось срочно отвлечь внимание ордынцев на себя.
— Побьём монголов их же оружием! — произнёс я вслух, задумав устроить им классическую засаду.
Посланные вперёд ратьеры единым молниеносным ударом очистили широкое поле от разъездов вражеской конницы. А в это время ратники, повинуясь приказу, сходу развернули повозки гуляй — города рядом с каким — то заброшенном и полусожённым селом, и тут же, всем миром, начали сооружать укреплённый лагерь.
Тем временем ратьеры, не останавливаясь ни на минуту, продолжили рейд во вражеский стан, вплотную подойдя к осаждённым городским стенам. Своим неожиданным прорывом они дали знать осаждённым о подошедшей к ним помощи. Появление русских войск сильно воодушевило и приободрило владимирцев, неимоверно уставших и отчаявшихся от этой нескончаемой, кошмарной осады, придав им новые силы продолжить борьбу.
Кроме того, ратьерам удалось своим притворным бегством заманить под дула развёрнутых пушек посланный за ними в погоню многотысячный отряд, крепко вцепившийся им в спину. Монгольская конница, разгорячённая преследованием, со всего маху угодила в устроенную ей ловушку.
От быстрых передвижений многотысячных масс степняков, в буквальном смысле дрожала земля под ногами. На всякий случай взял в руки щит, уж больно монголы любят из луков пострелять во что не попадя.
— На ловца и зверь бежит! — весело заметил я. Напряжённые вестовые и некоторые воеводы, напрямую не участвовавшие в этой заманушке, нервно заулыбались.
И тут загромыхала артиллерия. К врагу потянулись десятки дымно — огненных языков, сразу принявшихся слизывать их конные построения. Перекрёстный артиллерийский огонь картечью и залпы луков с арбалетами, сходу перебили несколько сотен всадников. А резко прекратившие удирать и развернувшие коней ратьеры, завершили дело полным разгромом недавних преследователей. Очень немногим попавшим под раздачу монголам удалось вырваться из западни и вернуться к своим.
Сразу после этой демонстрации силы монголы решили начать переговоры, направив в наш лагерь своих послов. Хотя, скорее всего, ордынцы тянули время, нуждаясь в перегруппировке собственных сил, ну или просто решили попробовать глупого смоленского князя обвести вокруг пальца. Впрочем, нам тоже надо было передохнуть после марша и подтянуть тылы.
Три всадника, один из которых был разодет в дорогой китайский наряд, размахивая вздетыми над головами бунчуками — конскими хвостами на шестах, медленно приближались к линии возводимых редутов и щитов гуляй — города.
Я подозвал к себе воеводу Аржанина, дал ему переводчиков.
— Поезжай к ним и попытайся выведать у послов побольше сведений. И будь при этом похитрей, прямо в лоб не спрашивай, например, попытайся узнать имена ханов, окруживших Владимир, попроси у них время подумать. Чем больше мы в переговорах протянем времени, тем больше успеем подтянуть, а они, соответственно больше съедят своих припасов. В здешних окрестностях, сам знаешь, особо не разгуляешься! И обязательное условие ведения переговоров — требуй у монголов незамедлительно прекратить все попытки штурма Владимира! Действуй!
Через полтора часа выяснилось, что послов интересовало, с какого перепуга, собственно говоря, мы сюда припёрлись. Мне также они привезли письмо со стандартным набором требований: преклонить голову и согнуть колени перед священным девятихвостым монгольским знаменем — «Сульдэ», платить во всём десятину, не привечать врагов, во всём быть послушным воле Бату — хана и т. п. неактуальной для меня чепухи.
На раздумье послами мне было дано пару часов времени. И мы его использовали по полной программе. 3–й и 4–й корпуса судорожно готовились к подходу монгольских туменов, а 1–й и 2–й корпуса, по ходу освобождались у захваченного нами монгольского стана от большей части обозов, переходили на форсированный марш, спеша воссоединиться с передовыми силами.
Десятки тысяч всадников прямо на глазах начали активно стягиваться к Владимиру и разворачиваться в боевые порядки. Ни у кого не было сомнений в их намерениях. Даже из чисто практических соображений — врагов за своей спиной ни один здравый полководец терпеть не будет. Кроме того, существовали ещё и слова Чингис — хана, который являлся для монголов жившим совсем не давно на земле божеством. А он говорил о том, что «монголы должны подчинить себе всю землю и не должны иметь мира ни с каким народом, если прежде им не будет оказано подчинение».
