Орбинавты - [2]

На сердце у женщины было тревожно. Тот, кого она надеялась здесь встретить, бежал с родины на несколько дней раньше, чем она сама. Но, в отличие от нее, у него почти совсем не было с собой средств, так как покинуть страну пришлось в спешке, и направился он в Геную не морем, а сушей, через Францию. Его легко могли схватить по пути, и каждый день, проходивший без него, наполнял женщину ощущением унизительной неспособности предпринять что-нибудь ради его спасения. Оставалось лишь томительное ожидание. В последние месяцы она почти уверовала в то, что ей все подвластно, отчего переживание бессилия было особенно мучительным.

Спустившись с паперти на площадь, иностранка в синей пелерине встретила одного из своих немногих местных знакомых. Сухощавый мужчина лет шестидесяти, с кожей, напоминавшей пергамент, книготорговец Бернардо Монигетти как раз направлялся в собор. Иностранка время от времени заходила в его лавку, чтобы купить ту или иную книгу. Ей было приятно и легко с ним разговаривать. Этот генуэзец прекрасно разбирался в литературе и никогда не проявлял любопытства касательно происхождения своей покупательницы.

— Как вам понравились приключения достойного английского рыцаря, донна Мария? — поинтересовался Монигетти, по чьему совету она несколько дней назад приобрела тосканский перевод чрезвычайно популярной в Европе книги под названием «Приключения сэра Джона Мандевиля». В книге, составленной в середине прошлого столетия, автор описывал свое путешествие по разным странам, которое якобы длилось тридцать четыре года.

— Написано увлекательно, — ответила та, кого книготорговец назвал донной Марией, — но, кажется, небылиц в этой книге больше, чем подлинных сведений.

— Что же именно вы считаете небылицами? — Монигетти, заинтересовавшись темой разговора, казалось, больше не торопился в собор. — Вы не верите в существование царства пресвитера Иоанна?

Он имел в виду могущественного царя, якобы правящего огромным христианским государством где-то на Востоке. Многие были убеждены, что рассказы о пресвитере Иоанне являются всего лишь легендами.

— Нет, — улыбнулась донна Мария. — О пресвитере Иоанне я ничего не знаю. Но все эти рассказы о циклопах, великанах, карликах, заколдованных лесах, о людях с песьими головами, о девице, превращающейся в дракона, об источнике вечной юности, наконец… И в то же время — очень интересные и вполне убедительные описания Константинополя, Вифлеема.

— Божий мир велик и удивителен, — то ли согласился, то ли возразил Монигетти. — Чего стоят, например, недавние открытия нашего соотечественника, генуэзского картографа Кристо́форо Коломбо, сделанные им на службе у кастильской королевы!

По лицу донны Марии при упоминании великого первооткрывателя пробежал мимолетный отблеск какого-то невысказанного чувства.

— Вы хотели что-то сказать? — быстро спросил Монигетти. — Я перебил вас?

— Нет, нет, — заверила его донна Мария. — Продолжайте, синьор Монигетти. Вы же знаете, как я дорожу вашим мнением.

Слегка поколебавшись, книготорговец сделал неожиданное признание:

— Конечно, поверить во все это трудно. Но есть вещи, в которые так хочется верить! — задумчиво произнес он.

— Вы, очевидно, говорите об источнике вечной юности, — предположила собеседница.

— О да! — с жаром подтвердил Монигетти. — Я бы не отказался испить из него. Вам, вероятно, трудно меня понять, ведь вы так молоды.

— Ну что вы, — возразила иностранка. — От такого дара никто бы не отказался — ни стар, ни млад. И я вовсе не представляю собою исключения. Отвергнуть вечную молодость просто невозможно. Однако из этого отнюдь не следует, что подобный дар непременно является благом. Подчас мы не способны отказаться и от того, что сулит неизбежную муку.

Внимательно глядя ей в лицо, словно желая прочесть ее мысли, Монигетти сказал:

— Вы, вероятно, имеете в виду, что подобный дар противоречил бы Божественному замыслу? — Повернувшись лицом к собору, он осенил себя крестным знамением и поднес руку к губам. — Разумеется, вы совершенно правы, и проявленная мною мечтательность доброму христианину не к лицу.

— Я не богослов и не пророк, добрейший синьор Монигетти, — возразила донна Мария. — Воля Господа мне неведома. Я имела в виду совсем не это.

— А что же?

— Видите ли, — медленно произнесла иностранка, подбирая слова, — неувядающая молодость предполагает вечную жизнь, то есть, в сущности, бессмертие. Но я не уверена, что бессмертный может быть счастлив среди смертных. Ведь он неизбежно переживет тех, кого любит. Ему придется наблюдать их старение, болезни, дряхление, подчас сопряженное со слабоумием и унизительными телесными слабостями, и — в конце концов — неизбежную кончину.

Монигетти кивнул:

— Я уже сожалею о том, что на мгновение поддался грезам о вечной юности. Это был весьма незрелый порыв.

Донна Мария оценила его способность признать свою неправоту.

— Впрочем, повторюсь, — поспешила она добавить, — я все равно не смогла бы отказаться от такого дара. — Как видите, я разделяю вашу незрелость.

Книготорговец покачал головой:

— Благодарю вас, синьора, за любезность, однако вы совершенно правы. Счастье невозможно в одиночку. Если бы я нашел источник вечной юности, я позаботился бы о том, чтобы из него испил всякий, кто мне дорог. И всякий, кого я уважаю.