Оранжерея - [7]

Шрифт
Интервал

— Муранское стекло, — сказал Маттео, огля­дывая яркий кубок Он не спал всю прошлую ночь из-за пожара на одной из галер и теперь то и дело мысленно принуждал себя встряхнуться, чтобы не потерять напора в разговоре с увертливым гену­эзцем.

—  Да, это millefiori, «тысяча цветов». Редкое искусство. Приятно иметь дело со знающим че­ловеком. А вот, видите, прожилки? Это настоящие золотые нити.

—  Красиво.

Маттео попробовал и похвалил вино. Его раз­дражала неуклюжесть хвастливого генуэзца, оче­видно недавно и слишком быстро разбогатевше­го. Но он был гость, к тому же — проситель.

—  Мне предлагали как-то контракт на пар­тию таких вот... стекляшек, — продолжил Маттео через силу, — но я отказался: слишком хрупкий и дорогой товар.

—  Как говаривал мой батюшка: что красиво, то и хрупко. Цветы, младые девы, морские ракови­ны... В девах он знал толк, надо отдать ему долж­ное... Я платил по золотому цехину за штуку, и это еще хорошая цена... Кстати, знаете байку про хро­мого жида и юную цветочницу? Нет? Смешнее я не слыхивал. Один греческий купец рассказал. Не хотите? Ладно, в другой раз: вы живот надорвете от смеха... А это что за лазутчик? — Заметив, что в виноградной грозди, запутавшись, вибрирует пче­ла, Консул, подавшись вперед, щелчком вышиб ее оттуда, между делом полюбовавшись игрой круп­ного гиалита, украшавшего его указательный па­лец. Затем он двумя пальцами подцепил кусок льда и бросил себе в кубок.

—  Да, сударь, как говорится, блага цивилиза­ции, — продолжил он, вновь откидываясь на по­душку и убирая с лица прядь волос — Стороннему человеку может показаться, что у нас здесь райская жизнь. Но... Договоры с ханом зыбки. Мы выступили на стороне Мамая против этих неистовых рус­ских, что не помешало его бесславным потомкам напасть на нас и разорить наши владения. Вы не представляете, сколько раз нам приходилось на­чинать все сызнова... Самая быстрая галера всегда стоит у меня в полной готовности на причале.

Он неопределенно махнул рукой в пышном шелковом рукаве куда-то вбок и криво усмехнулся.

—  А потопы, а землетрясения, а чума? На ред­кость, скажу я вам, несчастливый край. Нет, су­дарь, здесь не то место, где следует искать покоя. Возвращайтесь, дорогой Маттео, возвращайтесь домой, вот мой дружеский совет.

По алой портьере судорожно ползла ушиб­ленная пчела, с моря повеяло свежестью, и где-то внизу заржала лошадь. Маттео поставил свой ку­бок на стол, внимательно глядя на Консула. Он знал, что это человек жадный и жалкий, сын мел­кого торговца-левантинца из Галаты, что он ни­когда не бывал в сражении, не водил корабли в заморские страны и захватил власть в колонии после многолетних интриг при дворе Дожа. Он с трудом сдерживался, чтобы не показать свое пренебрежение. Как он мог отказывать, не дожи­даясь решения Дожа? Да ведь это измена. Если об этом узнают при дворе, его за волосы выволокут из замка и бросят в темницу.

—  Простите, сударь, я, вероятно, не вполне точно обрисовал наше положение, — уперев лок­ти в стол, резко, быть может, слишком резко ска­зал Маттео. — Нам нет пути назад. Наши дома разорены. Если мы вернемся, одних будет ждать плен, а других — костер. Все мы лютые враги Ве­неции и, следовательно, ваши преданные союз­ники...

—  Ах, вы преувеличиваете, — вновь перебил его Консул и взял из вазы вяленую смокву. — За­воеватели милостивы. И потом, вы заблуждаетесь относительно наших возможностей: мы прежде всего колонисты, негоцианты, непрошеные чу­жаки. — Он сделал ударение на слове «непроше­ные». — В сущности, такие же странники, как и вы... Оцените наше положение, — говорил он, жуя, — с одного боку у нас — бескрайняя варвар­ская Русь, с другого — настырные и жадные ве­нецианцы, на востоке — вероломные татары, а в море — пираты всех мастей. Это похоже на ло­вушку, а? Едва ли мы сами надолго здесь задер­жимся... Сколько, вы сказали, у вас людей?

—  Тысяча сто душ, если никто не помер, пока я здесь.

—  Я распоряжусь обеспечить вас провиантом и водой на обратный путь. Extra formam[10] и за весь­ма умеренную плату, разумеется.

—  Разумеется, — как эхо повторил потрясен­ный Маттео.

Он поднялся и поклонился. Консул остался си­деть, глядя с террасы слегка осоловевшими глаза­ми в сторону пристани.

—  Поторопитесь, сударь, — кажется, сказал он еще, не поворачивая головы и возвращаясь в свое историческое небытие. — Надвигаются осенние штормы. Смотрите, какая туча повисла над морем.


2

Когда в запредельской гимназии учитель ис­тории однажды дошел до этого места учебника и четырнадцатилетний Марк Нечет увидел на следующей странице собственные имя и фамилию среди других знаменитых имен и названий, он так смутился, что ему стало душно и слезы вы­ступили из глаз. Он сидел у сводчатого окна, рас­сматривая серые скалы (солнце скрылось за ту­чами), натужено идущий по речным ухабам бук­сир, волокущий в док огромную пустую баржу, крошечного рыбака в красной куртке, с удочкой на плече, суетливых чаек на гнилых сваях старой пристани, и ему казалось, что до переливчатых, ковылем поросших холмов соседнего острова ру­кой подать. По пыльному стеклу вниз и вверх ело­зила муха. От плотных гардин пахло прачкой и карболкой. Небо еще потемнело, и тогда он уви­дел собственное зыбкое отражение: черная дыра рта, пустые глазницы. Рядом сопел и толкался лок­тем его школьный приятель Максим Штерн, пле­мянник директора гимназии, старательно срисо­вывавший с потрепанного учебника в тетрадь морской пунктирный маршрут капитана Маттео. Рыбак остановился, накинул капюшон куртки, переложил свою снасть на другое плечо, пошел дальше. Чайки, одна за другой, то и дело снима­лись с черных покосившихся свай, чтобы низко пролетать над рекой, а те, что оставались, ревни­во следили за ними, дожидаясь своей очереди. Отвернувшись к окну, Марк уныло ждал бешеной реакции класса — дурацких возгласов и улюлю­канья грубых мальчишек, которым его пылающие уши лишь добавили бы веселья. Что для него с ранних лет было предметом гордости, источни­ком внутреннего ликования, делиться которым, не замутив, можно только в семье, через минуту, при страшном попустительстве вялого, с редкой бородкой молодого учителя в круглых очках, отчего-то прозванного в классе Нулусом, достанет­ся им на злую потеху. А учитель, выдержав дол­гую паузу, соответствующую пробелу в учебнике перед новой главой, уже прочищал горло, подхо­дя с указкой к развернутой на стене клеенчатой карте Крыма.


Еще от автора Андрей Александрович Бабиков
Прочтение Набокова. Изыскания и материалы

Литературная деятельность Владимира Набокова продолжалась свыше полувека на трех языках и двух континентах. В книге исследователя и переводчика Набокова Андрея Бабикова на основе обширного архивного материала рассматриваются все основные составляющие многообразного литературного багажа писателя в их неразрывной связи: поэзия, театр и кинематограф, русская и английская проза, мемуары, автоперевод, лекции, критические статьи и рецензии, эпистолярий. Значительное внимание в «Прочтении Набокова» уделено таким малоизученным сторонам набоковской творческой биографии как его эмигрантское и американское окружение, участие в литературных объединениях, подготовка рукописей к печати и вопросы текстологии, поздние стилистические новшества, начальные редакции и последующие трансформации замыслов «Камеры обскура», «Дара» и «Лолиты».


Рекомендуем почитать
Осторожно! Я становлюсь человеком!

Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!


Три рассказа

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Уроки русского

Елена Девос – профессиональный журналист, поэт и литературовед. Героиня ее романа «Уроки русского», вдохновившись примером Фани Паскаль, подруги Людвига Витгенштейна, жившей в Кембридже в 30-х годах ХХ века, решила преподавать русский язык иностранцам. Но преподавать не нудно и скучно, а весело и с огоньком, чтобы в процессе преподавания передать саму русскую культуру и получше узнать тех, кто никогда не читал Достоевского в оригинале. Каждый ученик – это целая вселенная, целая жизнь, полная подъемов и падений. Безумно популярный сегодня формат fun education – когда люди за короткое время учатся новой профессии или просто новому знанию о чем-то – преподнесен автором как новая жизненная философия.


Книга ароматов. Доверяй своему носу

Ароматы – не просто пахучие молекулы вокруг вас, они живые и могут поведать истории, главное внимательно слушать. А я еще быстро записывала, и получилась эта книга. В ней истории, рассказанные для моего носа. Скорее всего, они не будут похожи на истории, звучащие для вас, у вас будут свои, потому что у вас другой нос, другое сердце и другая душа. Но ароматы старались, и я очень хочу поделиться с вами этими историями.


В открытом море

Пенелопа Фицджеральд – английская писательница, которую газета «Таймс» включила в число пятидесяти крупнейших писателей послевоенного периода. В 1979 году за роман «В открытом море» она была удостоена Букеровской премии, правда в победу свою она до последнего не верила. Но удача все-таки улыбнулась ей. «В открытом море» – история столкновения нескольких жизней таких разных людей. Ненны, увязшей в проблемах матери двух прекрасных дочерей; Мориса, настоящего мечтателя и искателя приключений; Юной Марты, очарованной Генрихом, богатым молодым человеком, перед которым открыт весь мир.


В Бездне

Православный священник решил открыть двери своего дома всем нуждающимся. Много лет там жили несчастные. Он любил их по мере сил и всем обеспечивал, старался всегда поступать по-евангельски. Цепь гонений не смогла разрушить этот дом и храм. Но оказалось, что разрушение таилось внутри дома. Матушка, внешне поддерживая супруга, скрыто и люто ненавидела его и всё, что он делал, а также всех кто жил в этом доме. Ненависть разъедала её душу, пока не произошёл взрыв.