Оплакивание - [5]

— Так у меня на бомбы духу не хватит.

— Понятно, а кому вообще охота с ними вожжаться? Разве найдется в Божьем мире хоть один человек, который по доброй воле выбрал бы себе это занятие, а, парень? — Фини смолк. Вынув из кармана брюк платок, он провел им под носом. Впервые с тех пор, как они вошли в комнату Лиама–Пата, Фини взглянул ему прямо в лицо. — Никому не будет никакого вреда, парень. Ни малейшего для жизни и здоровья. Даже близко ничего такого не будет.

Лиам–Пат нахмурился и в знак полного замешательства покачал головой.

— О душегубстве мистер Мактай не стал бы никого и просить, — продолжал Фини. — Воскресный вечер. Улавливаешь? В воскресенье же город весь вымирает. Но, чур, ничего не записывать. Ни числа, ни точного времени. Ничего из того, о чем я сейчас толкую. — Он побарабанил пальцами по виску. — Все только на память.

Фини продолжал говорить. Поскольку в комнате не было стула, Лиам–Пат сидел на полу, прислонившись спиной к стене. Плевое дело, снова повторил Фини. Он рассказывал о мистере Мактае, о задаче, сделавшейся для мистера Мактая целью жизни — как для всякого настоящего ирландца, который, чем дальше от дома, тем сильнее чувствует свое предназначение.

— Понимаешь меня? — прерывая свою длинную речь, время от времени вопрошал Фини: он опасался, как бы вместо полной ясности не возникло некоторое непонимание ситуации. — Мечта Уолфа Тона. Мечта Исаака Батта и Чарльза Стюарта Парнелла. Мечта лорда Эдварда Фицджеральда .

Эти имена пробудили в душе Лиама–Пата воспоминания школьных лет: вот не имеющий сана учитель Риордан требует рассказать об этих героях; обгрызенные усы учителя прикрывают длинную верхнюю губу, костюм в тонкую полоску перепачкан мелом.

— А этот ваш Фицджеральд принимал участие в «бегстве графов»? — спросил как то с задней парты Хасесси, и Риордан облил его презрением.

— «Избиение младенцев», — говорил Фини, — «Кровавое воскресенье» .

Он рассказывал об обмане и откровенной лжи, о вероломстве и невыполненных обещаниях, о грубости и издевках, мало чем отличавшихся от издевок Хакстера.

— О’Коннел, — перечислял он. — Пирс. Майкл Коллинз. Вот это мужчины, Лиам–Пат, и ты запросто станешь с ними вровень. Разом превратишься в великана.

Подобно рыбке, которую, несмотря на страх, так и влечет к червяку, Лиам–Пат чувствовал, как затягивает его Фини в сети своего красноречия.

— Господи, да ты и сам сможешь стать Великим Героем, — как то давно, когда они разносили ночью те журнальчики, похвалил его Десси Коглан.

Лиаму–Пату уже приходилось видеть придорожный крест, поставленный в память о жизни и смерти Великого Героя; а всего за несколько недель до того он посмотрел и фильм о нем. И теперь, ощущая затылком стену и неотрывно глядя на Фини, мысленно видел, как идет он размашистым шагом Майкла Коллинза. Заверения и обещания, имена знаменитостей, которыми сыпал Фини, произвели на него сильное впечатление, и все же он произнес:

— Так ведь наверняка кто нибудь да пойдет мимо в эту самую минуту.

— Никто, парень, никуда не пойдет. Для того и выбрали воскресный вечер, чтоб наверняка. Вокруг одни только пустые конторы, даже сторожей возле них не будет. Все учтено.

Фини рывком поднялся с кровати. Он махнул рукой, и Лиам–Пат встал. Ничего не записывай, вновь сказал Фини. Теперь до назначенного дня никого, кроме Лиама–Пата, в доме не будет.

— Ничего не записывай, — еще раз повторил Фини свой наказ. — Потом тебя будут допрашивать. Возможно, полицейские сядут на тот же поезд. Или встретят на причале, когда ты туда доберешься.

— И что же я им скажу?

— Что едешь на Рождество домой, в графство Корк, что сроду не бывал в том месте, про которое они тебя расспрашивают. И слыхом про него не слыхивал.

— А вдруг они спросят, знаю ли я тебя? Или мистера Мактая?

— Они и имен то таких знать не будут. Если потребуют кого то назвать, называй парней из своей бригады, тех же Рафферти и Нунана, да любые имена, какие слышал в пивных. Если уж и не знаешь, кого еще перечислить, назови Фини и Мактая. Они все равно не поймут, о ком ты говоришь.

— Это, стало быть, ненастоящие ваши имена?

— С чего им быть настоящими, а, парень?

Поначалу Лиам–Пат твердо стоял на том, что он с этим делом не справится, но Фини все говорил и говорил, и слова его превращались в сознании Лиама–Пата в образы, причем сам он неизменно оказывался в центре событий, и в конце концов Лиам–Пат ощутил незнакомое возбуждение. Хакстер даже понятия не имеет о том, что должно произойти; Хакстер будет смотреть на него и думать, что он все тот же Лиам–Пат. И те, кто не здоровается с ним, когда он покупает у них сигареты или газету, тоже не заметят никакой разницы. Это волнение придавало ему сил и энергии, каких он отродясь не испытывал. Каждое утро он будет привозить свою тайну на стройку. Будет ходить с этой тайной по улицам, ощущая в себе совершенно новую, необычайную мощь.

— Сразу видно, что ты — мужчина из Корка, — заключил Фини и в комнате с задернутыми шторами показал Лиаму–Пату, как работает часовой механизм.

До назначенного воскресенья прошло шестнадцать дней. Все это время Лиама–Пата тянуло разговаривать с окружающими так, как говорили Фини и мистер Мактай, вкрадчиво и таинственно, придавая словам новый, известный ему одному смысл. Настроение у него было беспечное, держаться он стал уверенно и в разговор вступал легче, чем прежде. Однажды вечером он заметил, что официантка в пивной смотрит на него так, как много лет назад Росита Друди смотрела на Десси Коглана в баре «У Брейди».