* * *
Дети всё не ехали, и тоска прибывала, сдавливая голову, сердце и душу… Только в самые немоготные минуты, чтобы не захлебнуться тоской окончательно, Елена Олеговна включала свой плохонький телевизор.
Включила и на этот раз.
Говорили о «мате». Приводили в его защиту всевозможные доводы. Стало быть, оправдывали употребление скабрезных слов? Выходит, что так. Основным доводом, оправдывающим употребление в речи не просто плохих, а очень плохих слов, был такой: у этих слов сильная энергетика! Во время войны худенькие девочки-медсёстры, якобы, с помощью нецензурных слов выносили с поля боя раненых мужчин, которые были в два-три раза тяжелее их самих…
Не понравилась Елене Олеговне передача, но, тем не менее, она досмотрела её до конца. Потом выключила телевизор и села за стол писать на телевидение разгромную статью-отклик.
«Вы профессионалы или нет?! – писала Елена Олеговна. – Если всё-таки профессионалы, то должны знать, что любое слово (любое!) заряжено энергетикой, положительной или отрицательной. О динамизации и сумасшедшей энергетике «матерного» слова известно давно. Да! Дьявол силён. Но почему вы не говорите о тех медсёстрах, которые обращались за помощью к Богу? Силу молитвы и её влияние на поведение и душу человека нельзя сравнить ни с какими другими словами. Кто искренне молится, тот знает об этом…»
Сама Елена Олеговна об этом знала, но искренне молиться получалось у неё редко…
«Не повод же это для того, чтобы примириться с грязными словами…», – подумала Елена Олеговна и после краткого внутреннего замешательства от сознания своего несовершенства продолжила письмо на телевидение.
Итак… «Что, на ваш «умный» взгляд, означает мат? Я отвечу за вас. Это словесная форма истерики. И, как и всякая истерика, она удесятеряет силы человека. Вы, наверное, слышали, что сумасшедшие необыкновенно сильны? Чем это объясняется? Ненормальным состоянием психики.
Люди предали слова молитвы, но свято место пусто не бывает. Дьявол, подсуетившись, прислал нам вместо слов молитвы дремучие и гремучие слова, наделив их своей дьявольской силой, а мы с вами знаем, что он, дьявол, ой как силён! Подумать только! Слова-враги стали друзьями, а слова-друзья если и не стали врагами, то просто исчезли из нашей жизни. Куда это годится?! И детей не жалеете, убеждая людей в том, что и детям необходимо знать эти «народные», «звучные», «сильные» слова. Пусть, мол, слушают и смотрят на саму жизнь! И марают, марают, марают… Без зазрения совести марают… Если не вдаваться в этимологию слова «мораль», то ваша мораль (людей из «ящиков») от слова «марать». Как хотите, но это так…»
Елена Олеговна почувствовала, что слишком раздражена «разговором» с авторами передачи и, чтобы не разозлиться окончательно, решила заняться чем-нибудь другим… Ну, скажем, попить чаю. А что? Мысль «попить чаю» показалась ей очень даже замечательной. Мысль эта очень скоро обрела ясные и четкие формы. Елена Олеговна пошла на кухню, покачала туда-сюда чайник, но не услышала в нём плеска воды. Глянула в ведро – и ведро пустое! Совершенно! Даже донышко сухое. Попила, называется, чаю!
Елена Олеговна вернулась к столу, постояла немного, глядя в окно, присела на краешек стула, взяла ручку с намерением продолжить письмо, но раздумала… Положила ручку на место и громко сказала невидимым «телевизионщикам»:
– А пойду-ка я на озеро за водой. Нет сил с вами разговаривать без чаю. Приду и допишу… Может быть… Если захочу…
Но, прежде, чем выйти из дома, Елена Олеговна глянула в окошко кухни… Сидят!
* * *
Участок Елены Олеговны расположен у самого озера, на небольшом склоне. Наверху участка стоит её «дом» – бревенчатая, заросшая бурьяном хибарка, которую Елена Олеговна гордо называет «домом». В хибарке две крошечные комнаты и крошечная кухня. С обратной от крыльца стороны – небольшой навес, где, по идее, должны лежать дрова, но стоят сломанный стул, сломанный стол и сломанная кровать. Еще в летнее время там «живут» два велосипеда: сына и внучки. Стоит хибарка почти у самого забора – деревянного, почерневшего и покосившегося. Окна комнат выходят на участок, а окна кухни – на забор, у которого со стороны «улицы», рядом с тропинкой к озеру, стоит длинная скамейка. На ней в хорошую погоду почти всегда сидят старухи…
Причем, еще года четыре назад здесь редко кто сидел, разве что сама Елена Олеговна присаживалась, когда возвращалась после купания в озере или когда ходила туда за водой… Потом стали постоянно приходить две старухи, потом с каждым годом количество старух увеличивалось. И это все были какие-то новые старухи… Сами по себе они, конечно, новыми не были (разве старухи бывают новыми?), но для деревни – это новички. Раньше они тут не жили… И вот теперь скамейка была полна!
Просто беда! Не пройти мимо! А за озёрной водой надо проходить именно мимо скамейки с сидящими старухами. И никуда не денешься… Надо проходить… Решила Елена Олеговна немного подождать. «Может, «рассосутся» старухи…» Походила по своей развалюшке, посидела на табуретке… Снова глянула в окно. Сидят! Ещё бы не сидеть… У такого-то озера!
Это чудное озеро Елена Олеговна полюбила сразу. Красивое, щедрое и… святое. Да, да, святое! Святым его называли старожилы, которых осталось в деревне всего ничего.
