Что ж, я не гордый, я был согласен взять и аутсайдеров.
И проблемы начались у Standard Chartered, обретшей внезапно не прибыльные заводы и фабрики, а огромные долги — оживились люди из Lloyd, к ним подключился Gyperbore Trust, зашевелились конкуренты из HSBC и Barings; на начавшуюся вакханалию слетелись падальщики из Quantum — Роджерс со своей обычной идиотской бабочкой и Сорос, трясущий перед телекамерами хищным носом.
К апрелю 1989 года с банком, насчитывавшим трехсотлетнюю историю, было покончено — большая часть его отделений и филиалов перешла в другие руки. Я стал богаче еще на двадцать миллиардов, Серый со Снайлом обзавелись банком, который выпускает гонконгские доллары, Barings достался сингапурский филиал SC, а Сорос и Роджерс, принявшие участие в вакханалии уже ближе к самому концу, поимели обширное паблисити и стали на время главными звездами телеэкранов.
Standard Chartered не исчез совершенно, он был только расчленен на части, отбросил, как ящерица хвост, чтобы сохранить основное, избавился от того, что не мог бы удержать ни при каких фокусах, но и этого оказалось достаточно, чтобы он оказался исключен из списка мировых титанов банкинга. Против неудавшихся жертв банком были поданы судебные иски, ведь оставить ситуацию просто так у него не было никакой возможности. Однако Тери Филдман из Slaughter and Maу заверил меня, что бояться нечего и наши позиции тверды и прочны как никогда. Этот рыжий пройдоха с годовым партнерским доходом в десяток миллионов фунтов знал о чем говорил и если бы не был уверен в своих словах, никогда бы не оказался среди сотрудников Slaughter and Maу.
Функции банка для межбанковских операций были перехвачены RBS с HSBC. Тери Филдман считал, что в случае серьезного судебного разбирательства они станут нашими союзниками — чтобы не отдавать завоеванное таким трудом. И я с ним был согласен.
А Стэнли Горобца, с которого и началась эта история, говорят, видели под мостом Кью, где, как известно любому кокни, кучкуются все представители лондонского отребья, исповедующие убеждения, близкие к социал-коммунистическим. Сообщали, что он известен среди маргинальной публики непримиримым отношением к биржевым спекулянтам и, благодаря своим пламенным речам, быстро стал у бездомных признанным лидером. Это позволило ему обзавестись личной картонной коробкой для укрытия в дождливые лондонские ночи. Такие люди нигде не пропадут и за него я не волновался.
Моя большая игра почти закончилась и мир стоял на пороге новых событий — теперь его будущее решалось на востоке, в России, где за время нашего сражения произошло немало нового. Да и весь мир стремительно менялся, утрачивая последние черты патриархальности, превращаясь из статически устойчивой системы в динамически-неравновесную.
На юге Африки, измученный прессой и забитый "мировым сообществом" режим апартеида провел первые выборы среди всех граждан ЮАР — белых, черных, желтых, оранжевых; в Польше, непрерывно бастующей, был закрыт Гданьский судостроительный завод, с которого распространялась по стране зараза "Солидарности", однако ни к чему доброму это запоздалое решение не привело и ничего не изменило; американцы показали миру свое угловатое детище — первый в истории самолет-невидимку и его появление вызвало бурный восторги по обе стороны Атлантики и глухую стену молчания за Железным занавесом; кубинцев выперли из Анголы и Намибии, положив конец "экспорту красных революций". В общем, начиналось победное шествие демократии и либерализма, так много давших Америке и насаждаемых теперь повсеместно.
В Южной Корее один из творцов "экономического чуда" — Президент Чон Ду Хван на собственном примере показал общественности, что коррупция и экономический рост государства никак не связаны. Для экономического роста всего лишь нужно было национализировать банки и упорядочить финансовые потоки в стране, перенаправив их с фондовых рынков в реальный сектор экспортоориентированной экономики. И полученные взятки для экономического роста страны нужно всего лишь размещать в национальных банках, не вывозя их в Швейцарию или Лондон. Кореец признался в том, что брал взятки, как сказали бы в Советском Союзе — в особо крупных размерах, вернул деньги и добровольно отправился в монастырь замаливать грехи. Кажется, у корейцев начинался период истории, когда глава государства из высокого кресла непременно отправлялся на скамью подсудимых.
Но значимее всего для нас было происходящее в Союзе, который уже давно перестал быть "тихой гаванью". В Баку состоялся очередной митинг с разгоном демонстрантов, жертвами и прочими прелестями позднесоветского стиля управления национальными окраинами. Вдруг откуда не возьмись, повылазила уйма советских доморощенных специалистов, говоривших много, долго и путано о вещах, в которых разбирались примерно как свиньи в апельсинах, но в силу личной убедительности и новизны для публики заслуживших славу непревзойденных экспертов, без сомнения, понимающих, куда следует вести страну. Но даже проведенное повышение пенсий аж на сорок процентов не принесло желаемого успокоения населения.
