— Слышал?
Он кивнул, вздохнул и напомнил:
— Тогда напрямую нужно идти к padrino — пусть люди из банка скажут, чего хотят? Возможно, удастся откупиться?
Я уже почти был согласен с ним, когда вдруг тренькнул телефон.
По неуничтожимой советской привычке, он был, конечно, красного цвета и имел здоровенную электронную приставку, шифровавшую речь с полусекундной задержкой в мешанину волн, нечитаемую ничем, кроме такой же приставки на другом конце провода. Звонил Серый.
— Привет, старина, — далекий голос моего друга вызвал во мне прилив оптимизма. — Какие дела?
Я прикрыл трубку рукой и показал Луиджи глазами на дверь:
— Лу, принеси нам кофе и проследи, чтобы ближайшие десять минут Долли занималась работой, а не составлением нравоучений для своей непутевой племянницы.
Луиджи понимающе кивнул и вышел.
Я совсем не был уверен в том, что он не пишет все мои разговоры в этом кабинете, но я не имел пока ничего против такого положения вещей. Пишет и пишет. Тем более, что всей прослушкой ныне заведует Том, верный мне, а не Лу. И если мне понадобится, то почистить запись — проблема небольшая.
— Привет, Серый. Ты, конечно, все уже знаешь. Я тебе прямо завидую.
— Не шути так, Зак, — он хохотнул так, словно был изрядно нетрезв. А ведь в Луисвилле сейчас всего лишь чуть-чуть за полдень солнце перевалило. — Постоянное дежавю — не то удовольствие, которое я могу пожелать кому-то.
— И все же.
— Совет нужен?
— Я только собирался тебе позвонить.
— Я знаю. Отдай им все, что они хотят.
Такой совет от Серого был странен. Неужели даже он не видел путей, ведущих к выигрышу?
— Ты всерьез предлагаешь мне сдаться?
— У тебя нет выбора, — он помолчал, — только победить. А к победе ты придешь, сдавшись.
Не иначе, как мой друг начитался Лао Цзы на ночь и теперь решил со всеми говорить китайскими загадками вроде: "кто свободен от знаний, тот никогда не будет болеть".
— Мистер Сфинкс, перестаньте говорить загадками. Сдавшись, я всего лишь потеряю деньги!
— Зак, — он определенно был пьян, — если в твою кладовку пробралась крыса, разве ты не захочешь ее убить?
Кажется, я начал догадываться о сути его предложения.
— Отравить?
— Залей это все варфарином, кумарином, битым кирпичом со стеклами — всем, что подвернется под руку. Ты справишься. Используй их внутреннюю тяжелую бюрократию. А Снайл за тобой подчистит.
В трубке раздались гудки отбоя.
Как просто…
В первых числах ноября, пока специалисты Standard Chartered разбирались с хитромудрыми связями в перекрестном владении акциями, прошли внеочередные собрания акционеров в компаниях, подвергшихся атаке. И если до этого мне было безразлично, кто сидит в Советах Директоров, то теперь там уселись люди Тома — молодые талантливые менеджеры, умеющие выводить подписи на платежках и давить недовольных характером. Как назло оказалось, что все эти компании испытывают жуткие проблемы с "обороткой" и все они были вынуждены прибегнуть к масштабному кредитованию у совершенно не аффилированных с ними банков, большей частью итальянских и андоррских.
В декабре полученные кредиты — в общей сумме около девяти миллиардов — были брошены на обратный выкуп акций, котировки на которые резко рванули вверх, вызвав на биржах в Лондоне и Амстердаме небольшой ажиотаж. Капитализация компаний росла не по дням, а по часам и буквально через день, проводя payback, они были вынуждены требовать увеличения кредитного плеча, что банки, обрадованные ростом актива, разумеется, им с восторгом представляли.
Standard Chartered бросилась в бой, потратив на выкуп пяти процентов бумаг столько же, сколько до того потратила на покупку десяти процентов. И котировки устремились еще выше, порождая в прессе многочисленные комментарии о "новом золотом веке".
Рос размер предоставленного кредита, росла цена бумаг, достигнув тройной величины, росла стоимость пакета, имевшегося у меня в руках. Параллельно компаниями были выпущены полугодовые облигации, и все полученные по закрытой подписке деньги опять брошены в скупку собственных бумаг на открытом рынке.
Когда Малкольм Шона прислал мне сводку, что Standard Chartered овладела сорока процентами бумаг, приобретенных за двадцать два миллиарда долларов, я выбросил на рынок свои бумаги и все, что удалось собрать в ходе "обратного выкупа". По инерции еще полдня их покупали, но потом предложение превысило спрос и все покатилось обратно. А на рынок сбрасывались все новые и новые их порции, жадно скупаемые Standard Chartered. К концу декабря, перед самым Рождеством, они получили вожделенные контрольные пакеты компаний, обошедшиеся им совокупно почти в сорок миллиардов. При начальной капитализации в семь. Но общий долг компаний по полученным у банков кредитам приблизился еще к тридцати миллиардам. Отношение "стоимость акций к прибыли" выросло до пятидесяти, гарантируя окупаемость вложенных средств ровно к тому времени, когда на горе начнут свистеть раки.
Несколько своевременных статей в профильных изданиях с полным анализом экономического состояния новоприобретенных Standard Chartered предприятий, десяток телевизионных репортажей ввергли рынки в уныние и обрушили рыночные оценки злополучных контор в преисподнюю. Банк попытался отыграть назад, но теперь за бумаги компаний, отягощенных сумасшедшими долгами, никто не желал выкладывать даже ржавый дайм. Он сбрасывал акции, и они дешевели еще больше, переводя фирмы, очень прибыльные еще три месяца назад в разряд аутсайдеров рынка.
