Опечатанный вагон. Рассказы и стихи о Катастрофе - [38]

— Должен знать.

— Не знаю.

— Если наших встретишь, скажешь им, что мы тебя отпустили.

— Они не поверят.

— И правильно сделают.

Молчание.

— Позвольте мне назад вернуться. До завтра.

— Пшел!

Человек с тележкой повернулся и двинулся вперед. Колеса стучали по булыжнику, за спиной раздавались шаги немцев. Эта мешанина звуков, тишины и страха пронизывала дрожью его тело, но каждый шаг, приближавший его к дому, рассеивал опасения. «Они за мной следят, — думал он, — значит, ничего плохого не случится. Если повстречается патруль, они скажут».

Патруль появился внезапно. Два вооруженных немца, неожиданно показавшиеся из переулка, в удивлении остановились. Грохот тележки, разносившийся над вымершим городом, врывался в тихие улочки. Это он привел их сюда. И вот наконец они увидели человека, который производил этот страшный шум, разгуливая по городу после комендантского часа. Не говоря ни слова, они заученным, автоматическим движением сдернули с плеч винтовки. Только после этого патрульные заметили двух эсэсовцев, шедших поодаль.

— Пропустите его, — сказал один из эсэсовцев. — Он возвращается от нас, с Дембовой.

— Но уже наступил комендантский час.

— Знаем, знаем, — пренебрежительно ответил эсэсовец. — Он больше не будет его нарушать.

— Ему нельзя ходить по городу.

— Брось, ведь я сказал же тебе, что все в порядке.

— Вы, что ли, с ним пойдете?

— Да, мы.

Человек облегченно вздохнул и потащил тележку дальше. День кончился. Вдали, там, где крутую улицу замыкал кусок неба, вставала тьма, постепенно подбиравшаяся к домам. Никем не подгоняемый, человек быстрым шагом шел в гору, таща за собой тележку. Эсэсовцы шагали сзади. Порой до него долетали обрывки разговора, смех. Не оборачиваясь, он шел прямо к своему дому, который показался в ту минуту, когда тьма, как бы свалившись откуда-то с неба, сразу окутала молчащие улицы. Приободрившись, человек прибавил шагу. Немцы заметили это. Один из них крикнул:

— Эй, ты, куда так спешишь?

— Домой, — ответил человек, не поворачивая головы.

— Который твой дом?

— Вон он. — Человек показал рукой на дом, видневшийся вдали сквозь сгущавшиеся сумерки.

— Тот, двухэтажный?

— Да.

— Направо?

— Да.

На башне костела пробили часы. Одинокий звук величаво прокатился под темным небом.

— Stehen bleiben! — раздалось за спиной идущего. Он замер. Услышал, как остановились эсэсовцы.

— Который час? — крикнул эсэсовец. Человек молчал.

— Тебя спрашивают! Который час?

— Половина восьмого.

— Что же ты до сих пор шляешься по улицам?

Человек хотел повернуться, но эсэсовец крикнул:

— Стой! Куда идешь?

— Домой.

— Комендантский час! Где твой дом?

— Там.

— Иди!

Человек дернул дышло и повернул к дому. Когда он остановился у ворот, эсэсовец прицелился и выстрелил. Человек качнулся и медленно стал оседать, тело его повисло на перекинутой через грудь лямке, затем распростерлось на булыжнике. Тележка тихо покатилась вперед.

— Что же это? — прошептал человек, лежа на мостовой и озираясь вокруг. — Что же это? — повторил он. Он лежал на камнях, и крутая плоскость мостовой придвинулась вплотную к его испуганным глазам. — За что?

Скрипнули ворота, раздвинулись немного, потом приоткрылись шире. Какая-то женщина вышла из темноты. Увидев раненого, она наклонилась над ним и спросила:

— Это ты?

Человек, лежавший на мостовой, повернул к ней лицо.

— Мама, — прошептал он, — за что?

Она подняла голову, повернула неподвижное лицо к темным фигурам, стоявшим неподалеку.

— Вези его в больницу! — приказал эсэсовец.

— Кто это сделал? — спросила женщина.

— Уже комендантский час, — ответил эсэсовец.

— Кто это сделал? — повторила женщина.

— Ты что, не понимаешь, что тебе говорят?! — заорал немец. — Тащи его в больницу!

— Зачем?

— Старая кляча! Чтобы его перевязали!

Женщина обняла раненого и попыталась поднять. Сын взглянул на нее:

— Подожди, — шепнул он. — Я сам. — Он попробовал встать, но бессильно выдохнул: Не могу…

Мать наклонила тележку, придержала опущенное дышло, и он вскарабкался на платформу. Тележка была небольшая, и ноги его повисли в воздухе. Женщина схватила лямку, надела ее на себя и повернулась вместе с тележкой к склону. Только теперь она заметила на мостовой большое темное пятно.

— В больницу! — приказал эсэсовец.

Улица сбегала вниз. Женщина смерила взглядом крутизну и стала спускаться. Сзади напирала тележка, на которой лежало тяжелое тело сына. Женщина оглянулась, ноги раненого бессильно болтались, по камням волочились лямки упряжи, и все, что происходило потом, было необыкновенно странным. Тысячи раз виденная улица казалась неведомой страной, по которой катилась тележка с ее сыном. «Я не удержу тележку, — подумала она. — Скажу ему, чтобы встал».

— Какой ты тяжелый, — сказала она, не поворачивая головы. Не услышав ответа, она остановилась и, не выпуская дышла из рук, чтобы не потерять равновесия, оглянулась. Лицо раненого посерело.

— Подожди, я встану. — Он попытался приподняться на локте, но тут же, обессиленный, упал на доски. — Нет, не могу, мама. Не могу…

Эсэсовцы, шедшие сзади, нетерпеливо подгоняли ее криками.

— Нет, ты совсем не тяжелый, — сказала она и двинулась вперед.

— Ты хотела сказать мне что-то другое, — ответил тихо сын.