Опасный дневник - [25]

Шрифт
Интервал

— Не беспокойтесь, выше высочество, — сказал Никита Иванович, — генералиссимуса у нас никогда не будет и быть не должно, потому что государь, вводя такого командующего, отдает войско свое в чужие руки. А войско столь прочная узда, что ее всегда в собственном кармане поближе держать надобно.

— А если я, когда стану государем, захочу быть генералиссимусом? — спросил Павел.

— Тогда другое дело, армия вся будет вам повиноваться, и вы себя можете назвать, как пожелаете, — ответил Панин. — И мундир хоть фигурами расшивайте. Помнится, на свадьбе вашей матушки с покойным государем гофмаршал Семен Кириллович Нарышкин вышил себе зеленый кафтан серебром: на спине от прорехи вверх — дерево, от него сучья и ветви по рукавам. Многие сзади на него любовались…

В дворцовой церкви собралось уже много народу. Павла наперебой поздравляли, и он важно протягивал руку для поцелуев.

Вдруг толпа поспешно расступилась, и мальчик понял, что сейчас он встретит государыню, — про себя он именовал ее так, как звали все окружающие.

Екатерина шла, величественно подняв свой массивный подбородок, слишком тяжелый для ее красивой головы. Золотое платье на ней шуршало и скрипело. Рядом шел Григорий Орлов. Кругом были свои, и он не стеснялся.

— Здравствуйте, ваше величество, — сказал Павел, вступая на ковровую дорожку перед церковными дверями.

— Здравствуй, мой батюшка, — ласково откликнулась мать, складывая губы в улыбку. — Каково почивать изволил?

Эту фразу императрица запомнила с юности и считала ее необходимой частью взаимных приветствий русских людей.

Не дожидаясь ответа, она проследовала в храм. Звонари ударили в колокола, и священник начал обедню.

Служил законоучитель великого князя Платон, иеромонах, то есть монах-священник, Троице-Сергиевой лавры. Он был ректором тамошней семинарии, а затем и наместником лавры. Императрица, посетившая во время пребывания в Москве, на коронации, лавру, выслушала приветственное слово, произнесенное Платоном, восхитилась его ораторским даром, навела о нем справки и пригласила на должность учителя богословия к великому князю: три урока в неделю, да по воскресеньям читать и объяснять Библию. За это положила ему тысячу рублей в год жалованья, триста рублей на стол, по штофу водки в неделю, по бутылке рейнвейна на день, а меду, полпива, дров и свеч неоскудное число. Сверх того — карета с парой лошадей и конюхом.

Платона поселили во дворце, однако он сумел остаться вдали от придворного мирка, много читал, писал проповеди, и у него часто собирались любители духовной учености из русских и иностранных.

После обедни Платон говорил слово, приличествующее главному событию дня.

— Земная мудрость, — сказал он, — нередко в неполезных упражняется умствованиях и входит в такие тонкости, которые настоящую истину потемнять обыкли. Свидетель тому так называемая древняя греческая и схоластическая философия, наполненная праздными вопросами. Поставим себя мысленно на афинском ареопаге, где увидим апостола Павла, спорящего со знатнейшими философами, эпикурейцами и стоиками. Те были вооружены логическими софизмами, Павел простыми словами защищал себя самой истиной.

Стоявший в церкви рядом с Никитой Ивановичем соименник апостола переминался с ноги на ногу. Речь казалась ему слишком длинной.

— Премудрость духовная, — продолжал проповедник, — делами, а не словами философствует. Она полагает, что решила труднейший вопрос, тогда, когда успокоит смущение нашей совести и покажет дорогу, выводящую из лабиринта страстей. «Дам уста», — говорит господь, которыми увеселится отечество твое. «Дам и премудрость», — и с нею ты сыщешь благополучие дому Петрову, и это обещание на тебе действительно исполняется…

Из церкви великий князь и его свита во главе с Никитой Ивановичем удалились на свою половину.

По пути, двигаясь бесконечной анфиладою комнат, выходивших на Миллионную улицу, Павел посматривал в окна и вдруг остановился, подойдя вплотную к стеклу.

— Никита Иванович, кто это? — спросил он.

Все разбежались по окнам. Панин медленно подошел к великому князю.

— Турецкий посол Мегмет-эффенди едет к своей резиденции, в дом княгини Юсуповой, ваше высочество, — сказал он, взглянув на улицу.

Миллионная была заполнена любопытными: из переулка вытянулась пышная процессия.

Шествие открывал эскадрон конной гвардии, за которым следовало семь карет русских сановников, каждая с четырьмя служителями верхом, скороходами и гайдуками в ливреях. Кареты эти представляли вице-канцлера князя Голицына, обер-гофмаршала графа Сиверса, вице-президента Военной коллегии графа Захара Чернышева и других. За этими пустыми каретами — дворцовые лакеи верхом и наконец — карета ее императорского величества, запряженная цугом лошадей, а внутри ее справа посол, слева церемониймейстер, напротив них переводчик и ящик с султанской грамотой. За каретой — снова конногвардейцы и в некотором отдалении — посольский обоз на телегах.

— Неторопливость у турецких дипломатов слывет добродетелью, — сказал Никита Иванович, когда великий князь смог оторваться от окна. — По воцарении ее величества они думали два года и теперь шлют поздравления государыне со всерадостнейшим восшествием на престол. Того не соображают ведь, что могли бы и опоздать, — прибавил он больше для себя, чем для слушателей.


Еще от автора Александр Васильевич Западов
Подвиг Антиоха Кантемира

Название новой книги говорит и о главном её герое — Антиохе Кантемире, сыне молдавского господаря — сподвижника Петра I, и о его деятельности поэта-сатирика, просветителя и российского дипломата в Англии Фракции.


Забытая слава

Александр Западов — профессор Московского университета, писатель, автор книг «Державин», «Отец русской поэзии», «Крылов», «Русская журналистика XVIII века», «Новиков» и других.В повести «Забытая слава» рассказывается о трудной судьбе Александра Сумарокова — талантливого драматурга и поэта XVIII века, одного из первых русских интеллигентов. Его горячее стремление через литературу и театр влиять на дворянство, напоминать ему о долге перед отечеством, улучшать нравы, бороться с неправосудием и взятками вызывало враждебность вельмож и монархов.Жизненный путь Сумарокова представлен автором на фоне исторических событий середины XVIII века.


Державин

На седьмом десятке лет Гавриил Романович Державин начал диктовать свою автобиографию, назвав ее: "Записка из известных всем происшествиев и подлинных дел, заключающих в себе жизнь Гаврилы Романовича Державина". Перечисляя свои звания и должности, он не упомянул о главном деле всей жизни — о поэзии, которой верно и преданно служил до конца дней.Книга А. Западова посвящена истории жизни и творчества яркого, самобытного, глубоко национального поэта.


Новиков

Посвящена Новикову Николаю Ивановичу (1744–1818), русскому публицисту и издателю.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.