Опасность тьмы - [115]

— Если я скажу «молиться», это не получит особого отклика. Так что просто забудьте.

— Я не могу.

— Почему? Почему это всегда заставляет людей так реагировать? Я не хочу спорить, я не хочу сражаться. Пожалуйста.

— Получите степень. Если это то, чего вы хотите — вы должны заняться этим.

— Потом. Может быть. Может быть, нет. Сначала другое.

На долгое время воцарилась такая полная, такая абсолютная тишина, что он не знал, сможет ли теперь разрушить ее и снова заговорить, найдет ли в себе силы сказать ей еще хоть слово до конца своей жизни. Тишина стала расстоянием, а время — пространством, так же, как и отсутствие звуков. Они создали дистанцию, и он был не уверен, что ему хватит духа и умения ее преодолеть.

Он сказал:

— Я не хочу, чтобы вы это делали.

Она посмотрела на него озадаченно.

— Пожалуйста, не надо.

— Это довольно грубо, когда людям говорят: «Это вас не касается», но все-таки…

— Это меня касается.

— Как? Вы даже не ходите в собор. — В ее голосе тоже зазвучало беспокойство, потому что она не понимала, к чему он клонит.

— Это не имеет отношения к собору.

— Да и к чему-либо. Я не полицейский капеллан, я…

— Господи! Нет! Не работа… Вы.

Он встал и подошел к окну. Он вспомнил, как стоял с обратной стороны и разговаривал с Максом Джеймсоном. Кусты подстригли, и теперь отсюда было видно огни дома регента, освещающие весь сад.

— Я хочу видеться с вами. Я хочу, чтобы вы остались здесь.

Она рассмеялась. Это был легкий смех, не ожесточенный, не издевательский. Но она посмеялась, а потом сказала:

— Саймон, вы меня не знаете. Мы с вами только встретились.

— Я хочу вас узнать. Я пришел пригласить вас сегодня, чтобы сделать это. Сегодня мы остались, и получилось даже лучше. Но в следующий раз мы куда-нибудь сходим.

— Нет. Никакого следующего раза. Спасибо. Я польщена, и я очень приятно провела с вами время. Это был такой вечер, когда нам обоим не стоило оставаться одним. Но на этом все. — Она встала. Она подошла к окну, встала рядом с ним и тронула его руку. — Саймон, мы могли бы стать хорошими друзьями. Мы могли бы работать вместе. Это наверняка. Я очень рада, что вы пришли сегодня. Но теперь вы должны идти.

Казалось, что кровь не движется у него по венам. Ночь была теплая, но ему стало холодно.

— Саймон?

— Почему это настолько пугающая идея — познакомиться поближе?

— Потому что я не тот человек. Вы должны поверить мне на слово.

— Я не могу, мне нужно знать почему.

— Потому что мне никто не нужен. И никогда не был. Мне нужны другие вещи.

— Ради всего святого, Джейн, не растрачивайте себя, как вы вообще можете о таком думать?!

— Я уже об этом не думаю. Я не останусь в Лаффертоне по всем тем причинам, о которых вы уже слышали, и ни одна из них никак не касается вас. Да и как они могут вас касаться, вы в буквальном смысле незнакомец. Я не останусь здесь, в этом нет никакого смысла. Я не хочу обманывать вас, Саймон. Это будет неправильно. Вы очень приятный человек.

— Почему это звучит так, что я не хочу им быть?

Она улыбнулась.

— Вы заслуживаете правильного человека, и это не могу быть я. Просто не могу, и я не готова объяснять, почему именно.

Когда он вышел и зашагал по саду обратно в сторону собора, было почти так же тепло, как в середине дня. Воздух был практически неподвижен. Саймон повернул не налево, в сторону своего дома, а направо, выйдя из ворот сразу в лабиринт мощеных улиц, ведущих на главную площадь. Там бродили толпы людей — кто-то сидел на скамейках, кто-то толпой выходил из пабов, кто-то ел свой поздний ужин в паре китайских и тайских ресторанов. Он увидел, как двое мужчин и одна женщина, покачиваясь, идут посреди дороги, явно в стельку пьяные, но пока не создавая никаких проблем. Мимо прошла семья с маленьким ребенком, высоко восседающим на плечах своего отца, и мальчиком постарше, который крутился у него в ногах. Он вспомнил те ночи, когда было слишком жарко, чтобы спать, и он высовывался из своего окна, сидя так часами, вдыхая ночной воздух, и шепотом разговаривая со своим братом. Никто никогда не предложил бы им выйти и насладиться ночной жизнью. Он улыбнулся своим мыслям и вспомнил мать, почувствовав страшную, невыносимую боль потери. Потеря. У него возникло ощущение, что он только терял, но никогда ничего не находил. Он понимал, что впадает в сентиментальность, но ему было наплевать, и он даже не пытался стряхнуть с себя тоску и отчаяние, в которую его погрузил ответ Джейн Фитцрой. Он был зол, но только не на нее, а на себя — за то, что был таким дураком.

Он дошел до угла, после которого городская суматоха, магазины, пабы и кафе начинали уступать место жилым улицам. Старый город. Череда улиц, которые называли Апостолами. За ними был Холм. За Холмом — широкие улицы более благополучных и богатых пригородов Лаффертона. Соррел Драйв. И так дальше, до съезда на Бевхэм-роуд, откуда шло много дорог за город, в сторону дома его сестры и его родителей — отца, поправил он себя, теперь только отца. Поедешь на восток — и сразу попадешь в Старли Тор, а потом и в Старли, где можно найти огромное количество нетрадиционных целителей, нью-эйджеров, а также линий силы.