Опасность тьмы - [113]

Саймону невыносимо было даже смотреть на него. Он любил свою мать больше всех, не считая сестер — живой Кэт и мертвой Марты. Он никогда до конца не понимал Мэриэл, но безоговорочно ею восхищался, наслаждался ее компанией, шутил над ней, дразнил ее. Она сводила его с ума и раздражала его; он жалел ее, хотел ее защитить и обычно через час или два начинал испытывать острое желание убраться от нее подальше. Но его любовь была непоколебима и несомненна. И она тоже любила его. Он часто думал, что никто никогда не любил и не полюбит его вот так, всем сердцем, хотя ее любовь вовсе не была слепа.

Он думал, что она бессмертна.

У него на стене висели рисунки с ней. Некоторые были в спальне, а большинство лежало в ящике с его портфолио. Он очень любил изображать ее изящную, но в то же время мягкую красоту. Ему бы хотелось нарисовать ее молодой женщиной. Фотографии никогда ей не льстили, к тому же она не выносила камеры.

Он взглянул не нее. Она была сурова и спокойна, ее голова была слегка наклонена в одну сторону. Он сделал этот рисунок в прошлом году, одним зимним днем, пока она сидела на кухне, обновляя свой дневник садовода, а низкое солнце просачивалось внутрь сквозь занавески на окнах. Он закрыл глаза и оказался там. Он смог почувствовать еле уловимый запах китайского чая в фарфоровой чашечке у ее локтя.

Внезапно его глаза защипало от слез.

Ему захотелось пойти куда-нибудь и напиться. Но не таким человеком он был, чтобы иметь приятелей, кому можно предложить подобное времяпрепровождение. Его зять, скорее всего, будет занят на ферме, а Натан либо до сих пор работает, либо уже дома со своей беременной женой. А пить одному Саймону не казалось достойным развлечением.

А потом он понял, что он хочет сделать; идея, пришедшая ему в голову, была очень отчетливая и от этого успокаивающая. И она его удивила.

Шестьдесят восемь

— Должна сказать, еще одни похороны я не выдержу, — сказала Джейн Фитцрой, открыв перед собой дверь холодильника. — Сначала Макс Джеймсон — это было невыносимо удручающе, пришло всего шесть человек, включая вашу сестру, поскольку она была его лечащим врачом, и меня. Потом моя мать, которая оставила по этому поводу развернутые инструкции — никаких религиозных отправлений, ни молитв, ни речей, ни музыки. Вы хоть представляете, насколько печально все это выглядит в крематории? И сегодня — похороны вашей матери, которые были грандиозными, но опустошающими. У меня больше не осталось никаких эмоций. У меня есть яйца, сыр, немного довольно вкусной домашней ветчины с фермерского рынка и овощи для салата. И хорошая бутылка вина.

Саймон посмотрел на нее. Как она может быть священником, служительницей церкви — как бы она ни предпочитала себя называть? На ней были бледно-голубые джинсы и рубашка с оборками на груди. Ее волосы были длиннее, чем в тот раз, когда он впервые ее увидел. С утра, во время похорон, они были туго завязаны сзади, а потом убраны под черный шелковый платок. А теперь они струились и сверкали на свету, который лился из кухонного окна. На ней не было макияжа, и выглядела она лет на двадцать.

— Джейн, я пришел, чтоб пригласить вас в ресторан, а не заставлять готовить.

Она ненадолго задержала на нем взгляд, как будто вникая в смысл того, что он только что сказал.

— Я знаю. И я уже сказала вам, я сейчас к такому не готова, я собиралась посмотреть Одиннадцать друзей Оушена.

— Хороший фильм.

— Отличный. Брэд Питт, поедающий крендельки.

— Брэд Питт, отвечающий тому китайскому парню-акробату на английском.

— Вы смотрели Двенадцать друзей Оушена?

— Откладываю на потом.

— Просто не надо.

— О.

Она складывала на стол своей маленькой кухни все подряд — миски, вилки, яйца, томаты, авокадо, ветчину.

— Жаль, что я не успела узнать вашу маму получше. Мне кажется, мы могли бы стать друзьями. Или, может, я просто слишком самонадеянна.

— Нет. Мама любила заводить новых друзей. У нее это хорошо получалось. Отца это выводило из себя.

Она ни о чем не спросила, не посмотрела на него, просто достала бутылку совиньона из холодильника.

— Папе это не нравилось. Друзья.

— Значит, он просто не компанейский человек, — ровным голосом сказала Джейн.

— Просто он чертов масон.

Она быстро на него взглянула и потом рассмеялась.

— А вы?

— Господи, нет.

— Извините, мне не стоит смеяться, но меня просто распирает, когда я представляю себе все это. Эти маленькие чемоданчики, фартучки, смешные рукопожатия. Ребят, ну правда. — Она передала ему нарезную доску, нож и гору помидоров. — Тонкими ломтиками.

Никого, подумал Саймон, никого подобного в моей жизни еще не было. Как такое возможно? Веселая. Дерзкая. Прямая. Честная. Разумная. Легкая. Все это вместе. И даже больше. Он никогда даже не представлял себе, что жизнь Кэт и Криса, где есть место детям, теплой кухне, коту, саду, может быть и его жизнью… А потом была Фрея. У него все это могло быть с Фреей. Было бы. Могло бы. Кто теперь знает? Он так и не успел.

Но после Фреи он уже сомневался, что ему захочется всего этого.

Он нарезал томаты тонкими, как лист бумаги, ломтиками. Джейн поставила бокал вина рядом с его левой рукой.