Опасная тропа - [37]
Хаттайла Абакар долго не мог успокоиться, рвался еще что-то сказать, но все уже были увлечены работой. И так мастерски раскалывали они ломом, зубилом и кувалдой скалы — одно удивление.
— Эй, Кужак, — крикнул вслед ковыляющему на хромой ноге старику бледный Хаттайла Абакар, — скажи, чтоб взрывчатку приготовили, завтра надо взорвать этот монолит.
— Хорошо, скажу, — не обернувшись, бросает Кужак, осторожно спускаясь по крутому склону.
«Если я сейчас уйду, то те, которые слышали такое обо мне, могут подумать, что это на самом деле. Нет, я свою дочь не оставлю в городе, завтра же привезу…» — раздраженно думал про себя Хаттайла Абакар.
А почтенные, с которыми, как он понял, шутить опасно, не прекращая работу продолжали разговор на волнующую их тему.
— Думайте, думайте, — говорит Паранг, старожил аула, — из-за отказа Али-Булата выдать дочь за Усмана могут возникнуть сложнейшие последствия… от которых в нашем ауле будут нарушены мир и спокойствие.
— Никак не вспомним случая, который мог бы послужить поводом для такой размолвки, — говорит наш завмаг Кальян-Бахмуд. — Если не тот случай…
— Да сохранит бог твое здоровье, давай рассказывай, мы слушаем тебя.
— Это было в позапрошлом году или года четыре тому назад, после собрания, на котором обсуждался вопрос, согласиться ли с идеей Усатого Ражбадина построить у нас этот комплекс или не согласиться… Большинство согласилось, помните? Вот в этом большинстве был Али-Булат, а Сирхан оказался в меньшинстве…
— Да, да, помним, было такое…
— Выйдя из клуба, мы втроем шли домой: я, Сирхан и Али-Булат. По дороге Али-Булат и говорит: — «Ты что же это, уважаемый Сирхан, против меня голосовал?» «Как против тебя?» — удивился тогда Сирхан. «Очень просто, — сказал тогда Али-Булат, — если я, значит, «за», ты «против». Мы с тобой в школе вместе учились, не окончив десятилетку, мы с тобой добровольно на войну пошли, вместе воевали, одним снарядом были ранены, сухари делили, глоток воды… И вдруг ты против меня! Нехорошо это».
— Так, так, это, я думаю, на самом деле серьезный повод… А дальше что? — спрашивает Паранг.
— А дальше Сирхан возразил и говорит: «Если так думать, то не кажется ли тебе, уважаемый Али-Булат, что и ты против меня пошел. Зачем, я спрашиваю, наш миллион тратить на эту затею? Раздать бы эти деньги сельчанам и пожили бы в свое удовольствие!» «Что?.. — раздался тогда грозный голос Али-Булата, — что я слышу? И от кого? От своего же друга! Да ты, оказывается, не так прост, как я думаю. Да ты же… ты же, знаешь ты кто? Ты консерватор!». Смысл, конечно, этого слова я не понял, но видел, как сжался, напружинился, заалел Сирхан. «Ты хочешь раздать деньги и законсервировать совхоз? Вот куда ты метишь?!». И тут Сирхан не выдержал и говорит:
— «Ты знаешь, кто ты, — авангардист…».
Если я не понял смысл слова «консерватор», то слово «авангардист» для меня прозвучало как нечто ужасное. На что криком ответил Али-Булат:
«Ты мне эти частнособственнические замашки брось, иначе на партсобрании будет поставлен ребром твой вопрос». Ну тут, думаю, пойдет потасовка, а я между ними, и мне достанется от этого и того. И я, знаете, что сделал?..
— Ушел домой, оставив их… тебя мы хорошо знаем, — смеется Галбец.
— Вот именно. Чего ради я буду стоять между двух огней? А чем все это кончилось, почтенные, не знаю. Но наутро я их видел вместе верхом на лошадях, они выезжали к своим отарам. Я им пожелал доброго пути. Вот и все!
— Люди гадали, думали, приводили всякие доводы, желая объяснить себе столь странный поступок Али-Булата. Трудно было объяснить, как это он мог отказать выдать свою дочь за сына Сирхана. А дело, оказывается, было совсем в другом, о чем и не могли предположить почтенные, которым, чем так ломать головы над этим вопросом, следовало бы просто зайти к Али-Булату и поприветствовать его с приездом. И все стало бы ясно. Мудрыми считают стариков, но мудрость их чаще не практична.
МОГУ ДАТЬ, МОГУ И ОБРАТНО ВЗЯТЬ
Когда с пастбища вернулся отец, Асият не оказалось дома. Как сразу заметила Хадижа, настроение у мужа было не лучшее, — он был чем-то расстроен. Накричал на сыновей, и они поспешили удалиться. Только трое из семи живут с ними, остальные четверо обзавелись семьями и разбрелись кто куда. И оставшиеся не сегодня, так завтра готовы вылететь из семейного гнезда. А пока что в старших классах пыхтят над уроками, а на каникулах вот бездельничают, за что и набросился на них отец.
— Собери их, и пусть с завтрашнего дня будут у меня на пастбище, я найду, что им делать.
— Какой толк?.. — махнула рукой Хадижа.
— Вот-вот, знаешь, как это называется? Попустительство, соучастие, уголовно наказуемое дело. Помни: знающий и горы одолеет, а незнающий и на равнине затеряется.
— Ты что-то не в духе сегодня.
— Конечно, не в духе, в их возрасте после тяжелых дорожных работ я в ущелье дрова рубил, чтоб тепло было в доме. Заговорили о трудовом воспитании, поздно! Раньше надо было все это… Развели тунеядцев… Ты прости мою горячность, Мубарак. Хватит, пятьдесят лет агитируем человека, чтоб он трудился… А там, на Западе, миллионы безработных не знают, куда им деть свои натруженные руки и пытливые головы…
