Онтологически человек - [63]

Он шагнул к дирижеру, тщетно пытавшемуся навести в своем строю порядок, и взял его за горло:

— Ты пьян, Хайнен?

Хайнен отчаянно замотал головой.

Мэлгон с досадой отшвырнул Хайнена прочь.

Мирддин, уже некоторое время не без злорадства наблюдавший за неразберихой, отлепился от колонны у входа и прошел вперед:

— Он не пьян, — подтвердил он и возвысил голос. — Я – Мирддин, бард, и это я наложил вавилонское заклятие. Под ним можно говорить только правду — и только то, что вы действительно хотите сказать. Хватит впустую молоть языками и повторять зазубренное. Учитесь называть вещи своими именами. Можете начать с того, является ли милосердным и справедливым тот, кто начинает душить певца, когда тот теряет голос.

Люди воззрились на него с ужасом. Мэлгон откинулся на спинку трона. Губы его искривились в презрительной усмешке, но руки, сжавшие подлокотники, выдавали волнение.

— Это и есть твой проект, Гатта? — спросил он. — То, что ты так хотел мне доказать?

Эльфин, стоявший за спиной Мирддина, покачал головой:

— Мои мотивы уже давно не сводятся к тому, чтобы тебе что-то доказывать, Мэлгон. Но бардов, равных Мирддину, действительно нет.

Мэлгон оскалил зубы:

— Тебе же хуже. Ты меня утопишь, но и сам пойдешь ко дну, Гатта. И не мне тебе рассказывать, что такое Жажда. Иди, поваляйся у Единого в ногах. Попроси тебя спасти. Ты еще все обо всем пожалеешь. Ты еще трижды проклянешь свое чистоплюйство, Гатта. А я постараюсь продержаться столько, сколько нужно, чтобы это увидеть.

Мирддин окончательно убедился, что разговаривать тут не с кем и не о чем. Не то, чтоб у него раньше были какие-то иллюзии, конечно.

— А если его прямо сейчас отправить по риновским следам? — деловито спросил он у отца.

Эльфин покачал головой:

— Не стоит. Он и двух шагов от своего капища сделать не сможет. Я наложил заклятие так, что он больше не может никем питаться. Еще немного — и он развоплотится сам. Об этом не стоит беспокоиться. Главное сейчас — дать людям как можно больше времени, а для этой цели воплощенный хозяин локуса лучше, чем развоплощенный, ты же знаешь. — Он повернулся к хору и обвел певцов глазами. Под его взглядом все замирали, как завороженные. — Вы — Предстоятели своего народа. Ступайте и скажите всем — если никто из людей не возьмет на себя ответственность за этот город, он рухнет. Идите.

Ослушаться никто не посмел. Жрецов как ветром сдуло.

Эльфин развернулся и медленно направился вглубь храма.

— Стой! Посмотри мне в глаза, трус! — прошипел ему вслед Мэлгон.

Эльфин не оглянулся.

Только когда за ним захлопнулась тяжелая дверь кельи, Эльфин опустился на узкое ложе и ссутулился, упершись лбом в сплетенные пальцы. Мирддин не знал, что сказать. Он неловко прислонился к стене, стараясь быть как можно бесшумней.

Наконец, Эльфин тяжело поднялся, шагнул к грубому столу у окна, вынул из рукава маленький блокнот и начал писать. В тишине резко заскрипел грифель. Эльфин вырвал листок, сложил его треугольником, прогладил ногтем сгибы и протянул Мирддину.

— Передай Блейзу, пожалуйста, когда увидишь.

— Хорошо, — сказал Мирддин.

На обратной стороне листка мелькнуло продавленное «ora pro». Мирддин торопливо отвел глаза и сунул письмо в карман куртки.

Эльфин поморщился.

— Это все, что я могу для него сделать. Немного, конечно.

— Вы были друзьями? — спросил Мирддин.

Эльфин кивнул.

— Были. А потом выяснилось, что у нас взаимоисключающие представления о гордости. И о многих других вещах тоже.

— Например?

— Например, существование в качестве божка кажется мне глубоко унизительным.

Эльфин вздохнул, взял со стола грубый глиняный кувшин, плеснул воды в одну кружку, в другую, и рассеянно поболтал пальцем сначала в одной, потом в другой. По комнате разлился густой медовый запах.

— Единственный полезный навык, который мне это принесло. — Эльфин придвинул одну из кружек сыну.

— Ты работал божеством? — поразился Мирддин.

Эльфин забрался на широкий подоконник, вытянул ноги и плотнее закутался в плащ.

— Божеством плодородия, да. И, поверь мне, это была не синекура, — он сделал глоток из своей кружки. Мирддин последовал его примеру. Напиток был сладкий и, кажется, очень крепкий. По пищеводу вниз как уголь прокатился.

— Это было популярным одно время, — произнес Эльфин. — Казалось идеальным вариантом симбиоза — у людей есть то, что нужно тебе, у тебя есть то, то нужно людям. Найди племя, покажи пару фокусов. Выйди вечерком из леса, сыграй на арфе, потом можешь делать с ними что угодно. Мне удалось соскочить. В отличие от многих. Хвала Единому, — Эльфин сделал еще один большой глоток и прикрыл веки.

— И как ты выбрался? — зачарованно спросил Мирддин. О таких подробностях отцовского прошлого он впервые слышал.

— У меня ушло три человеческих поколения. В первом перестаешь как-либо отзываться на просьбы. Во втором выращиваешь особо некомпетентных жрецов, озабоченных только сохранением власти и своего положения и злоупотребляющим им напропалую. В третьем вырастают дети, которые не верят ни во что, а в тебя особенно. Тогда можно сбежать.

Однако, ошарашенно подумал Мирддин.

Эльфин выпрямился и глянул на сына в упор. В незаметно подкравшихся сумерках зрачки полыхнули зеленым.