Онтологически человек - [62]

— Нну... Керидвен просила его скальп. Так что я опять перед проблемой — что дарить маме на Рождество. — Мирддин нервно рассмеялся.

— Встань на табуретку и прочитай стишок, — посоветовал Эльфин. — Это ее всегда делало счастливой.

— Вариант.

Все бы проблемы так легко решались.

— Ты чудовище, — выдавил Гвальхмаи.

— Скорее, чудо, — спокойно сказал Эльфин. Он повернулся к пареньку. — Это Мирддин, мой сын, и он тебе не враг. Никто из нас не враг тебе.

Каким-то краем сознания Мирддин понимал, что мальчишка прав, но плевать он хотел на это с высокой колокольни.

— Не враг?! — задохнулся Гвальхмаи. Он махнул рукой в сторону развалин. — Пон, Мощь. Син, Мудрость. Мор, Любовь. Рин... — голос его сорвался. — Что ты с ними сделал?!

— Рин отрезал палец моей матери, чтобы запугать моего отца, — жестко сказал Мирддин. — А я позаботился о том, чтоб у него не было возможности сделать что-нибудь подобное еще раз. Ни по отношению к моим близким, ни по отношению к кому-либо вообще.

— Рин действовал по приказу Мэлгона, — сказал Эльфин. — Как и все остальные перечисленные.

— Это неправда! — запротестовал Гвальхмаи. — Этого не может быть! Солнцеликий милосерден! И милостив!

Вместо ответа Мирддин вдруг надул щеку, стукнул по ней кулаком, выбивая воздух, оттопырил губу и быстро провел по ней пальцами — «брлюм!»

Гвальхмаи осекся — так неожиданно это выглядело. Мирддин хищно ухмыльнулся.

— Знаешь, что самое главное в барде? Он не говорит неправды. Я так понимаю, вам всем тут это умение тоже не помешает.

Гвальхмаи попытался что-то сказать, но вместо слов у него вышло только невнятное бульканье — брлюм! брлюм! брлюм!

— Тты... ты меня заколдовал! — наконец, выдавил он.

Мирддин опять ухмыльнулся:

— И не только тебя.

У Эльфина блеснули глаза:

— Вавилонское проклятье?

— Ага. Местной... архитектурой навеяло.

Эльфин совершенно по-кошачьи прижмурился.

— Знаешь, сын, чувство юмора у тебя явно от мамы.

— И тут она непременно сказала бы — «а мозги явно от папы, потому что мои на месте». Где мы и как ты умудрился загнать себя в такую щель?

Эльфин вздохнул.

— Это так называемый Город Солнца. Проект Мэлгона Гвинедда, который пытался создать свой маленький идеальный мир. Мы в свое время сильно... разошлись во мнениях о том, как следует относиться к людям. Мэлгон придерживался так называемой теории «пастыря и стада». Состояла она в том, что люди, как существа-однодневки, падшие, несовершенные и не могущие понять, в чем состоит их благо, нуждаются в так называемой «твердой руке», которая бы о них заботилась, а также определяла пути развития. И заодно представляют собой идеальную кормовую базу, необходимую фир болг для существования. Жертвоприношения, молитвы — все способы передачи жизненной энергии, которой у людей так много, а у нас так мало. Стабильный запас еды. Мясники и овцы.

Мирддин скривился.

— В защиту Мэлгона стоит сказать, что пару-тройку тысяч лет назад этот город действительно бы мог показаться многим неплохим вариантом, — задумчиво произнес Эльфин. — Относительная безопасность, регулярное питание, какая-никакая медицина, какие-никакие науки... Мэлгон утверждал, что можно достигнуть равновесия. Что жертвоприношения можно ограничить птичками и бабочками. Мои расчеты показывали иное. — Эльфин помолчал. — И мне глубоко претила роль божка. К тому времени многие из нас уже пробовали этот вариант, и можно было видеть последствия. Я тогда заявил, что предпочту сдохнуть от Жажды сразу, чем выживать из ума столетиями. По крайней мере, это быстро. — Он поморщился. — Но, когда я случайно столкнулся с Мэлтоном, и тот предложил взглянуть на «свой проект», я не удержался. Любопытство кошку сгубило. Не знаю, на что я надеялся... Словом, я оказался здесь. И, как выяснилось, у меня не получается спокойно смотреть, как кто-то кого-то жрет, хотя бы и по обоюдному согласию.

— Не смей! Не смей так говорить! — выдавил Гвальхмаи. Голос у него сорвался. Он попытался что-то еще сказать, но у него опять получилось только «брлюм! брлюм! брлюм!»

— Что бы тебе ни говорил Солнцеликий и что бы ты ни думал, Сын Солнца, — мягко сказал Эльфин, — любящий родитель не выращивает ребенка, чтобы принести его в жертву самому себе.

Гвальхмаи отчаянно замотал головой. Он был весь багровый от сдерживаемых слез, его явно разрывало между желанием броситься на Эльфина или Мирддина с кулаками и желанием убежать, чтобы не видеть их и не слышать. Мирддин ощутил мимолетную жалость.

— Я думаю, самое время нанести визит Мэлгону, — сказал Мирддин.

— О, — прижмурился Эльфин. — Тут недалеко.

Акустика в храме была отличная. Хорошо поставленные, старательные голоса взлетали и переплетались. Воздух звенел благоговением.

Славься, славься, Солнцеликий,

Славься, славься, Справедливый,

Славься, славься, Милосердный...

Стройный хор вдруг рассыпался — певцы начали один за другим давиться словами и сбиваться. В рядах возникла паника. Кто-то самый находчивый плотно зажал себе рот и продолжил мычать одну мелодию, но звучало это довольно жалко.

Солнцеликий, недвижно сидевший на троне перед алтарем, медленно и грозно воздвигся со своего места. Выглядел он неважно, как человек на крайней степени истощения — кожа обтянула череп, глаза запали.