Онтологически человек - [61]

Она вывела на зеркало изображение.

— Тебе не следовало звать его в дом, — слабо сказал Мирддин.

— Ты меня еще поучи детей рожать! — зыркнула на него Керидвен. — Конечно, я его позвала, мне надо было выяснить, в какую дыру провалился Эльфин, раз я его не могу отследить обычными методами. Ничего нового этот хмырь не сообщил — наш дорогой папенька опять сунул куда-то свой длинный нос... и застрял там у кого-то, как кость в горле. Зато теперь у нас есть возможность за это горло взяться и тряхануть как следует. Отследить положение по перемещениям мне не удалось. Но у нас есть маячок, который этот болван уже наверняка притащил Эльфину в зубах, виляя хвостиком. Вся эта нечисть одинакова.

Какой маячок, хотел было спросить Мирддин и осекся, заметив перевязанную руку.

— Где он, — бесцветно произнес Мирддин, даже интонацией не обозначая вопрос. — Неважно. Я найду.

Керидвен щелкнула у него перед глазами здоровой рукой. Мирддин моргнул.

— Соберись. В первую очередь тебе надо искать отца, а не мстить.

— Да, конечно, — прозрачным голосом отозвался Мирддин.

Керидвен хищно улыбнулась:

— Но если по дороге ты этому мерзавцу что-нибудь оторвешь — можешь ничего мне не дарить на Рождество.

Она встала на цыпочки и чмокнула сына в щеку.

Мирддин кивнул ей через плечо — и шагнул с порога дома прямо в Аннуин.

Ярость была ледяная, чистая, хрустальная. От нее становилось легко-легко, прозрачно, стремительно. Мирддин нырнул в нее, как в воду.

Чудовище без крови, без жил, без сухожилий, без кости и без мяса, без головы, без тела; не старше, не моложе, чем было изначально; нет у него желаний и плотских устремлений, как забушует море, когда его извергнет!

След из родной крови горел во тьме. Легкое серебристое сияние, четкий, безошибочный указатель. Не было ничего проще, чем следовать за ним. Ничего естественней.

Великие несчастья оно доставит с юга; туман великий сядет, когда оно явится; полями и лесами пройдет оно безногим, в дороге не устанет, хоть годы его старше пяти эпох великих.

Своей громадной тушей всю землю закрывает, не знавшее рожденья и смерть не испытает; несет оно несчастья на суше и на море, куда Господь укажет, не видит и невидно кружит, шагая к цели, является нежданным, а к ждущим не приходит. На суше и на море со всеми справедливо, всех пред собой равняет, во всех концах Вселенной не знает снисхожденья; со всех концов приходит, ни с кем не совещаясь, само не даст совета.

На пути возникали полотнища, как тучи, пытаясь заступить дорогу. Он проносился через них, не задерживаясь. Они рассеивались клочьями и оставались далеко позади.

Его ведет дорога от белых скал над морем; и немо, и шумливо, и грозно, и смиренно. Всевидяще и слепо; на землю выползая, оно несет молчанье, что громче и ужасней любого шума в мире. И зло и милосердно, всегда несправедливо, не прячется, поскольку никто его не видит, повсюду проникая, во всех вселяет ужас, но зла не причиняет и не несет ответа за все свои деянья.

Оно на землю сходит зимою и весною, при ярком свете солнца, под лунным бледным ликом, под звездными огням; из всех созданий мира его избрал Всевышний, чтоб принести возмездье за зло, что сделал Мэлгон!

Вдруг он уперся в золотую стену, как упираются ладонью в грудь.

«Нет мудрей и прекрасней моей жены и нет бардов, равных моему сыну».

Мирддин осознал смысл — и кубарем скатился из ветра в себя обратно.

Он стоял на какой-то площади, а прямо перед ним стоял Эльфин.

— Ты... ты... — Мирддин хлопнул глазами, как четырехлетний.

Конец фразы — «ты и правда так считаешь» — он проглотил как бессмысленный. Замковые заклинания из чего попало не делают.

Эльфин чуть развел руками — мол, как видишь.

— Мне надо было быстро чем-нибудь запечатать заклинание. А это самое прочное, что у меня есть, — чуть виновато сказал он.

Мирддин хотел ответить, но тут его сбили с ног и приставили нож к горлу.

Это был мальчишка, смертный, он не нанес удар сразу — и Мирддин понял, что напавший ни разу не убивал человека. Или того, кто выглядит, как человек.

Мирддин тоже. И не собирался начинать.

Эльфин прихватил паренька за шкирку и аккуратно снял с Мирддина.

— Это Гвальхмаи, — пояснил Эльфин. — Все надеется героически погибнуть за родину и сограждан.

Мирддин поднялся и потер шею:

— Почему героически?

Эльфин молча показал пальцем ему за спину. Мирддин обернулся.

По холму взбегала колея шириной в пару улиц — будто крейсер через город тормозил.

— Тебя пытались остановить, — сказал Эльфин. — Но не преуспели.

Мирддин потер лоб.

— Я... я не помню. Ну, то есть, я готов был драться, это точно. Но я не помню, чтоб это делал.

— А что ты помнишь? — мягко спросил Эльфин.

Мирддин наморщил лоб.

— Почти ничего... а кто такой Мэлгон?

— Солнцеликий Мэлгон, — промурлыкал Эльфин, — это тот, с кем у меня возникли небольшие разногласия по вопросам прикладной педагогики.

Мирддин включил комм на запястье — возникло изображение. «Скажем так — знакомец. Старый. Очень старый».

— Это он?

— Нет, — сказал Эльфин. — Это Рин, правая рука Мэлгона.

— Как его найти? Где он?

— Ммм... — Эльфин задумчиво поднял глаза к небу. — Полагаю, сейчас равномерно распределен по атому где-то между Сириусом и Бетельгейзе. Твоими стараниями. А что, он тебе зачем-то нужен одним куском?