Онтологически человек - [59]

Потом ты отказываешься от нее ради возможности делать выбор. Кружить. Плутать. Ошибаться. Ты обнаруживаешь, что существует бесконечное множество путей, ведущих из точки альфа в точку омега, и дело не столько в дороге, сколько в попутчиках, и открывающихся видах, и удовольствии от странствия во все стороны света.

А потом вдруг выясняется, что мир вопиюще моноцентричен. Что в конечном счете есть только два направления — к истине или прочь от нее, а прекратить движение невозможно.

Тогда ты что-то делаешь.

С формальной точки зрения это была, конечно, ошибка, и ошибка фатальная. Запереть себя в локусе, да еще в локусе Мэлгона, да еще дав слово ничего не портить.

Эльфин прикинул, что будет дальше.

«Златая цепь» не даст ему покинуть локус.

Старая клятва не даст им с Мэлгоном поубивать друг друга и тем самым разрешить ситуацию побыстрее. Клятва, данная над волнами, сокрывшими Атлантиду. Тогда еще казалось, что можно разойтись во мнениях о целях и средствах — и остаться друзьями.

Как мы были молоды.

Как мы были наивны.

Как все, кто живет во времени.

Оставалось ждать, кто кого пересидит. Мэлгон на своей территории, но в локусе; ритуал его сорвался, так что вскоре его одолеет Жажда и он будет вынужден искать жертву на стороне, а это тоже требует времени. А жизнь, вырванная силой, питает гораздо слабее, чем отданная добровольно — а у людей новый король, который отнюдь не дремлет.

У него самого в активе запас сил, скопленный на Авалоне (ах, нельзя жить сладко, не живя разумно, хорошо и правильно, и нельзя жить разумно, хорошо и правильно, не живя сладко!).

С шансами семь к десяти Мэлгон с присными зачахнет быстрее, чем у него закончатся силы на блокировку. После этого начнется, конечно, самое тяжелое — Эльфин понимал, что после этого локус рухнет на его плечи. Истощение к тому времени станет значительным, и надо будет приложить большое усилие, чтобы не последовать по Мэлгоновым стопам и не превратиться в новый вариант Солнцеликого. Впрочем, Эльфин почти не сомневался, что у него хватит на это гордости. Ах, распря, старая распря, и от тебя может произойти какая-то польза.

Но по людским меркам, конечно, это все займет довольно долгое время. Возможно, за это время природа возьмет свое, и они научатся как-то жить сами. Им, конечно, не придется легко, но что поделать.

Жалко, конечно, было больше не увидеть Керидвен. Плохо, что не было возможности попрощаться, и очень нехорошо было оставлять ее вот так, в неизвестности. Он растягивал человеческие годы, как мог, но все равно у них было слишком мало времени. Не так уж мало по счету людей, но по почти ничего по счету дану. Сколько она продержится на Авалоне без него?

Но в глобальном смысле он был за нее спокоен. Керидвен — человек, а люди выкуплены. И если красоту, и мудрость, и силу Керидвен видит он, Эльфин, то уж Единый видит-то и подавно.

Жалко было, конечно, не увидеть и не узнать, что будет дальше с Мирддином. Объединит ли он Срединные земли? Останется ли жить среди людей или вернется на Авалон? Будут ли у него свои дети? Будет ли кто-то из них похож на Эльфина?

Думать об этом было тяжело, но и тяжесть эта была хороша — это означало, что он еще живет, и помнит, и чувствует. Когда последняя грань будет пройдена, когда он опять станет прядью великой реки, когда он вернется к тому, с чего начал, он уже не будет знать, что такое глупости, и ошибки, и сожаление, и боль, потому что именно это отличает неживое от живого, и орудие от орудующего, и непадших от фир болг, от дану и от людей.

Заклятие на площади маячило, как бельмо на глазу.

Мэлгон скрипнул зубами.

Он же знал, знал, знал, что нельзя связываться с Гаттой.

Он же знал, знал, знал, что оценить красоту конструкции он сможет не больше, чем свинья — бисер.

Он же знал, знал, знал, что проклятый Гаттамелата найдет способ вывернуться из любой клятвы, а хотя бы и со шкурой.

Вот тебе старая дружба. Вот тебе доверие.

Все придется зачищать до основания.

Они уже сомневаются. Они уже задают вопросы. О нет, не вслух, но скоро дойдет и до этого.

Ничего. Он начнет заново. Не в первый раз.

Но сперва...

Ах, Гатта, Гатта, Гатта.

Ты у меня узнаешь, как врываться в чужой дом.

Ты у меня поймешь, как портить чужое имущество.

Ты у меня увидишь, как играть в бульдозер в цветочной лавке.

Медовый рыцарь. Любитель истины.

Я ее вколочу тебе в глотку так, что мало не покажется.

— Гатта должен отказаться от своих слов, — сказал Мэлгон вслух. — Сам.

— Это будет трудно, — произнес Рин.

Мэлгон еще раз вгляделся в заклятие.

— Ступай на Авалон. Найди его жену.

— Принести ее голову? — спросил Рин.

— Нет. Смерть — это слишком... окончательный вариант. Он должен беспокоиться. Он должен осознать свое бессилие. И он должен понять, что это только начало.

Рин сбрызнул водой зеркало.

Ждать пришлось недолго. Металлическая гладь пошла рябью. В зеркале появилась женщина.

Ничего особенного в ней не было.

Собственно, это сильно упрощало дело, поскольку значило, что ключевые для заклятия «красота и мудрость» относятся не к сфере объективных фактов, а к сфере субъективной уверенности Гатты.

Ну что ж. Значит, следует поставить Гатту между его верой и фактами, а дальше он сам себя разорвет.