Он ведёт меня - [67]

Ибо для Промысла Божия важнее всего не сам человек и не его дела, но то, что человек этот каждый день приемлет в уповании и исполняет в полную меру своих возможностей то, что Бог для него избрал. Ибо «Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, – говорит св. Павел, – и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное». То, что Бог может избирать Своим орудием меня, такого упрямого, порой глупого, с массой недостатков, было одной из истин, которую я постиг путем проб и ошибок, страданий и поражений, и теперь не время было отступаться от этого. Смирение состоит в том, чтобы научиться осознавать эти отношения всегда; мы должны вновь и вновь напоминать себе об этом, ибо гордая человеческая природа может слишком легко склонить нас к мысли, что то или иное достижение – плод наших собственных усилий и трудов. И как только нам начинает изменять наше смирение, мы начинаем терять из вида Господа и Его благодать и в какой-то степени исключать Его из своей жизни.

А потому благодари Бога, говорил я себе, за то, что Он настолько любит тебя и печется о тебе, что ниспосылает тебе унижения. Благодари Его за то, что дал тебе КГБ, дабы тебе не пришло в голову, что Пасха в Норильске была в каком-то смысле твоим собственным достижением. Это Бог посеял семя в сердцах этих людей, а отец Виктор и отец Нерон орошали его, и лишь потому, что Произволением Божиим в то время ты оказался там, плоды и утешение тех дней достались тебе. Так утешайся же, дурак, сказал я себе, но не давай себя одурачить! Ведь Бог, который дал тебе эту радость, чтобы укрепить и утешить тебя, – тот же Бог, который ныне распорядился, чтобы тебя так внезапно и так унизительно вынудили покинуть эту сцену, дабы напомнить тебе еще раз, что на этой земле всем движет Его Промысел, а не человеческие усилия. То было вчера, а сегодня – это сегодня. Ты ничего бы еще не сделал в Советском Союзе, не будь на то Его благодати и Его воли; всякий раз, когда ты пытался сделать что-то сам, заранее что-то планировать, заблаговременно находить ответы, твои усилия увенчивались полнейшим провалом, и тебе приходилось заново учиться искать волю Божию во всех событиях и обстоятельствах. Не пора ли уже научиться? Не пора ли уже научиться быть кротким и смиренным сердцем, отказываться от своей собственной воли и стараться творить волю Божию, искать прежде Царства Божия и правды Его – и не тревожиться о том, куда несет тебя этот самолет, что ждет тебя там и что ты оставил позади?

Глава девятнадцатая Вера

Через неделю после прибытия в Красноярск я «унаследовал» приход, и то, как это случилось, лишний раз утвердило меня в моем доверии к Промыслу Божию и в моем изумлении перед Его действием. Я пошел в милицию, чтобы зарегистрироваться, согласно распоряжению начальника норильского управления КГБ, и повстречал там одного старого литовца. Он догадался, вероятно, по моему акценту, что я нерусский, и спросил меня о моей национальности. Я ответил, что я поляк. Он спросил, не католик ли я. Довольно настороженно – ибо мне казалось, что отделение милиции – не самое подходящее место для обсуждения подобных вопросов, особенно для меня, – я ответил ему утвердительно. Он спросил меня, не знаю ли я каких-нибудь священников. Не успел я ответить, как он рассказал мне, что он прихожанин одной церкви в предместье Красноярска. В церкви много прихожан, сказал он, но священник на прошлой неделе умер. И теперь они отчаянно ищут нового.

На мгновение мне пришло в голову, что это, быть может, какая-то ловушка, подстроенная КГБ; тем не менее, я проговорил со старым литовцем долго и согласился пойти с ним и познакомиться с некоторыми другими прихожанами. Я пока не говорил ему, что я священник, но про себя не мог не удивляться тому, как Бог распоряжается нашей жизнью. У этого прихода на окраине города была даже своя собственная церковь, большое, одноэтажное, похожее на барак здание. Вся внутренность представляла собой часовню. Это было длинное, с высокими потолками, помещение, где могло разместиться более двухсот человек. Здесь был прекрасной работы алтарь, стояния крестного пути вдоль стен и с одной стороны – исповедальня – как в любой приходской церкви в мире. За престолом была сакристия, а за сакристией – жилая комната для священника. Я был так восхищен, что мне хотелось поселиться там немедленно!

Прихожане все твердили мне, как сильно им нужен священник, и не только по религиозным, но и по политическим причинам: городские власти уже поговаривали о том, чтобы забрать у них церковное здание и использовать его в других целях, на том основании, что у прихожан нет священника и взять его негде. Поэтому, когда я наконец сказал прихожанам, что я священник они были вне себя от радости. Но я рассказал им также и о своем столкновении с КГБ в Норильске и предупредил их, что за мной, несомненно, будут пристально следить и здесь, в Красноярске. Мой рассказ их вовсе не обеспокоил; они умоляли меня остаться в их приходе и стать их священником и, когда я согласился, попросили меня тут же, не сходя с места, возглавить благодарственную молитву за то, что Бог внял их мольбам и послал им священника. Я исполнил их просьбу в большом волнении, почти в слезах, и первая небольшая проповедь, которую я произнес для них в тот день, была посвящена Промыслу Божию.