Он приехал в день поминовения - [24]

Чтобы побыстрей добраться до центра, они пошли через пешеходный мостик.

— Сейчас к нам зашел брат мадам Ренке. Вы, наверно, его уже видели. Он инспектор полиции, но всегда ходит в штатском. Работает в одном из отделов городского комиссариата. Похоже, что…

Она до крови прикусила губу, и Жиль еле удержался, чтобы не обвить рукой хрупкую талию тетки, — такой потерянный у нее был вид.

— В разрешении на предание земле отказано. Морису предложили не выходить из дому, у дверей поставили полицейского.

— Что?

— Клянусь вам, Жиль, он не убивал ее. Я знаю, понимаете, знаю: он не способен на это. Недаром же он так долго терпел. Нет, это исключено!.. А вы имеете право зайти к нему. Если зайду я, будет скандал. Я долго колесила по улице Минаж. Дверь задрапирована черным, но тело увезла санитарная машина.

— Успокойтесь, тетя. Я ничего не понимаю. Что произошло?

— Ренке сказал сестре…

Она не плакала. Она задыхалась, и, чтобы перевести дух, ей пришлось замолчать и широко раскрыть рот, как рыбе, вытащенной из воды. Прохожие стали оборачиваться. Жиль, еще не осознавший весь драматизм положения, подумал, что, если их узнают, по городу пойдут нелепые слухи.

— Перед смертью мадам Соваже написала сестре, которая замужем за торговцем велосипедами с улицы Дюпати. Уже в одиннадцать утра та была у прокурора. В письме покойница просила в случае смерти отправить тело на вскрытие, утверждая, что, как ей кажется с некоторых пор, ее постепенно отравляют. Вам ясно, Жиль? Началось расследование. На улицу Минаж направили двух врачей, и те не дали разрешения на предание земле. Следствие ведет городской комиссар, почему Ренке и смог предупредить сестру. Вы обязательно должны повидаться с Морисом. Насколько я его знаю, он может потерять голову и…

Колетта несколько раз споткнулась на неровной мостовой улицы Вильнёв, но по-прежнему шла быстрым шагом, таща за собой Жиля.

— Главное, скажите ему, что я знаю — он не сделал этого, что я верю в него, что… Я больше не могу, Жиль! Я так боялась, что вы не придете. У меня не хватило терпения ждать вас дома. Понимаете, я уверена, что эта женщина решила отомстить. Видя, что конец неизбежен, она могла сама принять яд.

Они пересекли безлюдный в этот час рынок и нырнули под аркады улицы Минаж. Действительно, перед домом врача расхаживал полицейский в форме и кучками стояли спорившие между собой зеваки.

— Не ходите дальше, тетя. Если вас узнают…

Жиль соображал, где оставить Колетту на время его визита к доктору Соваже.

— Стоять на улице вам нельзя. На углу есть кафе…

Не спрашивая согласия тетки, Жиль распахнул дверь. Несколько завсегдатаев играли на бильярде. На вошедших устремились любопытные взгляды.

— Рюмку рома или коньяку для мадам, — распорядился Жиль. И тихо добавил: — Обещайте, что дождетесь меня и не будете волноваться.

— Вы-то хоть верите мне, Жиль? Клянусь вам, он невиновен. Я это чувствую, знаю. Я…

У самого дома врача полицейский остановил Жиля:

— Вы куда?

— К доктору Соваже.

— Лечитесь у него?

— Нет, я просто его знакомый, Жиль Мовуазен.

— Вам известно, что мадам Соваже скончалась и ведется следствие?

— Да.

— Повторите, как вас зовут.

Жиль повторил, постовой сделал пометку в блокноте.

— Проходите.

II

Тогда, днем, в коридоре было так темно, что ручку двери, ведущей в приемную, пришлось искать чуть ли не на ощупь. Теперь, вечером, Жиль изумился его запущенности. При свете электрической лампы с почерневшим от грязи абажуром коридор казался еще более длинным и узким, стены неровными и обшарпанными. В глубине, сквозь полуоткрытую застекленную дверь, виднелся дворик, загроможденный помойными ведрами и бачками.

Жиль нагнулся и подобрал цветок. Кто-то, ничего еще, видимо, не зная, принес покойнице цветы.

Дверь в приемную была распахнута. Свет горел, но комната была пуста; пуст оказался и кабинет, где царил полный хаос.

Подавленный тишиной, безлюдьем и убожеством, Жиль кашлянул, чтобы дать знать о себе, но не услышал в ответ ни звука. Зато взгляд его нащупал металлический шкафчик, на белой эмали которого рельефно выделялись красные сургучные печати.

В конце концов Жиль добрался до помещения, которое явно не могло служить ни гостиной, ни столовой: в этой комнате, где, шпионя за мужем, проводила большую часть дня мадам Соваже, еще стояла ее коляска. Здесь тоже все было в беспорядке: простыня на полу, на засаленном диване подушка сомнительной чистоты.

Внезапно Жиль обернулся: в проеме еще одной, последней двери, глядя на него, стоял доктор Соваже. Он глядел пристально, словно не узнавал посетителя. Волосы у него были всклокочены, лицо небритое. Без воротничка, в расстегнутой рубашке, в коричневых войлочных шлепанцах, он стоял и смотрел, а за спиной его, как декорация, виднелась бедная кухня, с порога которой на пришельца глазела нелепая толстая девица.

— Где Колетта? — безразличным тоном спросил врач.

— Пришла со мной. Но ей лучше не заходить. Она ждет в кафе на углу.

Врач вяло махнул рукой, словно приглашая: «Входите, если угодно».

Он имел в виду кухню. На столе, покрытом клеенкой, стояли белый эмалированный кофейник и две чашки, валялись крошки хлеба. У толстой девицы, несомненно служанки, вид был не менее ошалелый, чем у хозяина. Опустив руки, она застыла у плиты и даже не догадалась предложить Жилю стул. Прядь волос цвета конопли спускалась ей на лицо, большая бесформенная грудь вздымала корсаж.