Омега, человек - [10]

Оставив монстра биться в предсмертных муках, они отнесли сына в домик, сделали инъекцию, чтобы тело никогда не разложилось, и положили в кроватку. Он останется с ними до конца дней. Только тогда Тальма разрыдалась, найдя облегчение в слезах, исстари спасающих женщин.

Омега взглянул на озеро и увидел, что монстр затих. Они выиграли долгую битву, но ужасной ценой. Должно быть, электрические заряды лишь временно оглушали укрывшееся в глубокой пещере гигантское существо.

* * *

Тальма игнорировала Омегу. День за днем она проводила над телом сына, оплакивая его, не слушая утешений и увещеваний мужа. Разорванное сердце не залечивалось. Даже обещание нового ребенка не вырвало ее из пучин горя. Она упорно отказывалась рассматривать такую возможность. Жизненная сила ушла из нее, и Тальма была готова подчиниться жестокой судьбе, забрасывающей их миражами и насмехающейся над их горем. Тщетно Омега объяснял, что их долг — продолжать бороться; что они, последние из некогда великой расы, не могут выбросить белый флаг трусости. Он упомянул, что присутствие их сына рядом, хоть и безжизненного, должно побуждать их не сдаваться. Но женщина не слушала, ибо хотела вернуть живую душу, услышать слова любви и ласки, которые так радовали материнское сердце.

Омега мог снова вдохнуть жизнь в сына. Люди освоили все тайны биологии и жизни. Он мог бы починить переломы и разрывы сухожилий, заставить ожить сердце и легкие, очистить мозг. Альфа снова бы встал на ноги, но был бы не с ними. Нечто загадочное, именуемое душой, улетело навсегда, а замены ему человечество не придумало. Оживлять Альфу было бы издевательством над его памятью — Омега припомнил много печальных примеров такой реанимации.

Он предвидел конец и улыбался ему навстречу. Хотя он остался все тем же преданным и любящим спутником Тальмы, женщина больше не чувствовала его любовь. Омега редко покидал жену, но порой, охваченный горем, уходил к вершинам и один на один общался с прошлым.

Сегодня он взобрался выше обычного. Красное солнце жгло тело парящего в воздухе и неотрывно смотрящего на далекий горизонт человека. Его взгляд был взглядом умирающего от голода зверя. Казалось, вот-вот над безнадежной землей появится облачко и принесет новую жизнь. И все же Омега осознавал нереальность подобного. Темные глаза обежали горизонт. Человек презирал его унылую монотонность и одновременно восхищался ею. За этой мертвой линией земли и неба не было ничего, кроме призрака смерти. Многочисленные путешествия на корабле и Зеркало утверждали именно это. И все же человек продолжал надеяться.

Когда Омега, наконец, вернулся домой, солнце село. Он вызвал в памяти часы — за бесчисленные поколения человечество перестало нуждаться в устройствах для подсчета точного времени — и понял, что прошло три часа. Он упрекнул себя в невнимательности, вошел в дом и содрогнулся.

На широкой постели Тальмы, над которой висели картины древнего зеленого мира, лежало тело Альфы. Рядом неподвижно распростерлась его мать. Остекленевшие глаза уставились на картину, а на губах — впервые за много недель — играла улыбка.

Омега склонился над женой, взял ее холодные руки в свои, поцеловал в лоб. Его горе было слишком глубоким, чтобы выразить слезами. Он улыбнулся, благодарный за любовь, которой его одаряла Тальма. Он не подвергал сомнению План Создателя — План, который довел его, отпрыска великих мира сего, до зенита жизни и теперь оставил одного — последнего из своего рода. Тальма ушла. В первые мгновения Омега испытывал соблазн присоединиться к ней. Без малейшего усилия, без страха или боли, ибо его машины повелевали жизнью.

* * *

Сокрушенный, сломленный Омега сидел у изголовья мертвой. Ночные тени окутали расщелину мягкими объятиями. Когда пробьет его час? Он мог отсрочить этот миг или ускорить, но на самом деле ответ на вопрос таился в маленьком озере под звездами, которое неизменно таяло, невзирая на облачную завесу. Жить было не для кого, но человек все равно намеревался жить и умереть, сражаясь, как доблестные рыцари древности, чтобы послужить примером для сыновей других миров.

Несмотря на бравую решимость, горе едва не побороло его. Наконец, человек с разбитым сердцем вышел в ледяные сумерки и с мольбой посмотрел на небеса.

— Один! — прошептал он; всеобъемлющее одиночество сокрушило его дух. — Один-одинешенек в мертвом мире — единственный, кто пережил канувшую в небытие жизнь!

Он рухнул лицом в холодную пыль. Мысли блуждали в лабиринте боли и уныния. Он был не в состоянии ни молиться, ни рассуждать логически. Хватая ртом воздух, умирая тысячью смертей, человек пластом лежал в пыли. Но поднялся, отряхнул грязь с век и снова уставился в небо. Он смирится с жестоким уроком природы. Он станет жить дальше и постарается победить всех — даже смерть.

Омега перевел взгляд на берег озера. Звезды озарили тушу монстра, который, если б не меткая рука Тальмы, стал бы последним выжившим на Земле. Омега со вздохом вернулся в дом к своим мертвецам.

Хоть он и принял решение жить, одиночество неустанно грызло его. За последующие недели безрассудства и отчаяния он рассеял облачный покров над озером. Лучи светила снова беспрепятственно полились с небес, быстро испаряя остатки влаги.