Олимпийские игры в политике, повседневной жизни и культуре. От античности до современности - [76]

Г. Мильш объясняет данную имитацию гимнасиев тем, что имелись в виду собственно не гимнасии, а платоновская Академия (Mielsch 1987: 98), но это представляется нам натяжкой, поскольку тот же Цицерон постоянно пишет об уподоблении именно гимнасию. Более убедительной представляется версия А. Ло Пьяно, согласно которой, превращая сад загородной виллы в подобие гимнасия, ее владелец подчеркивал, что его досуг (otium) на вилле посвящен физическому и духовному самосовершенствованию, подобному саморазвитию детей во время учебы в гимнасии, а не представляет собой праздное времяпрепровождение среди роскоши, осуждаемое римскими моралистами (Lo Piano 2017: 75–76). Мы со своей стороны напомним, что поговорка «век живи – век учись» имеет римское происхождение и изначально является изречением Сенеки, причем едва ли воспитатель Нерона был одинок среди римлян в таком понимании жизни. В случае с «Виллой папирусов» это могло, по мнению А. Ло Пьяно, быть дополнительно усилено учением философа Филодема из Гадары, которым, судя по содержимому библиотеки виллы, увлекался ее владелец. Филодем советует даже на досуге «делать что-либо стоящее и полезное, или совещаться, или заниматься атлетическими тренировками» (Lo Piano 2017: 43; Murray 1965: 167), одним словом, проводить время с пользой, причем как для ума, так и для тела. Гимнасии же, напомним, были одновременно центрами как интеллектуального, так и атлетического воспитания.

Трудно не прийти к выводу о том, что и сами «мальчики», будучи копиями греческих статуй, представляли собой близкую аналогию тем афинским статуям, которые намеревался приобрести Цицерон для своего гимнасия. К этому выводу пришел уже Г. Мильш, назвавший «мальчиков» в числе статуй, чье предназначение состояло в придании перистилю сходства с гимнасием (Mielsch 1987: 101). А. Ло Пьяно также пишет: «Что еще важнее, владелец виллы использует эти статуи («мальчиков» – И. К.) в качестве недвусмысленной отсылки к гимнасию» (Lo Piano 2017: 29). Мы со своей стороны обратим внимание на то, что статуи мальчиков стояли возле входа в перистиль. Соответственно, их предназначение, скорее всего, состояло в том, чтобы настраивать входящих в перистиль на символику гимнасия. Однако на вопрос о том, каким же именно видом спорта занимаются «мальчики», Г. Мильш и А. Ло Пьяно не дают развернутого ответа. Первый называет их борцами (Ringern), однако не приводит никаких аргументов в пользу своего мнения (Mielsch 1987: 101), второй вообще воздерживается от ответа на данный вопрос.

Мы, однако, постараемся такой ответ дать и для этого предлагаем взглянуть на памятник греческого искусства, созданный примерно в одно время с оригиналами статуй из Веллетри (в конце VI или в начале V в. до н. э.). Это рельеф со «стены Фемистокла» в Афинах, изображающий игроков в мяч (Crowther 1995: 129, fig. 1; Кошеленко 1983: 221) (илл. 19). Второй (здесь и далее отсчет ведем слева) из изображенных на рельефе шести игроков поразительно похож на наших «мальчиков». У него одна нога отставлена назад, другая выдвинута вперед, причем обе стоят на мыске, обе руки согнуты в локте, но правая остается рядом с туловищем, а левая вытянута вперед, корпус также наклонен вперед. Единственное значительное отличие позы данного игрока от позы «мальчиков» – разворот головы назад – не может иметь существенного значения, поскольку для бегущего человека (а в общем контексте рельефа очевидно, что рассматриваемый нами игрок бежит) неестественно постоянно смотреть в сторону, противоположную направлению его бега. Очевидно, рельеф запечатлел короткое мгновение, когда бегущий игрок в мяч решил, что позади него происходит нечто, требующее его внимания, и обернулся. При этом нужно заметить, что, когда человек, у которого корпус наклонен вперед, оборачивается назад, то корпус частично разгибается. Следовательно, в то время, когда рассматриваемый игрок в мяч еще смотрел перед собой, его корпус должен был быть наклонен вперед еще сильнее – возможно, не менее сильно, чем у «мальчиков».

Можно отметить также, что мускулатура этого и вообще всех игроков в мяч на афинском рельефе развита значительно лучше, чем у «мальчиков», но едва ли это может иметь решающее значение. Поза рассматриваемого игрока в мяч значительно более схожа с позой «мальчиков», чем позы всех бегунов, чьи изображения были рассмотрены выше – одного этого достаточно, чтобы задуматься, не являются ли «мальчики» игроками в мяч.

Если мы посмотрим на других игроков в мяч, представленных на афинском рельефе, то увидим, что, хотя в целом их позы менее схожи с позой «мальчиков», чем у второго игрока, но, во-первых, у большинства из них (третьего, четвертого и пятого) одна нога также выставлена вперед, а другая отставлена назад. Более того, у этих игроков, в отличие от второго, нога, выставленная вперед, опирается на полную ступню, а отведенная назад – на мысок, как и у «мальчиков». Одну ногу, опирающуюся на полную ступню, а другую – на мысок мы видим и у первого игрока. У пятого и шестого игроков одна из рук, как и у второго, вытянута перед собой, в то время как у третьего и четвертого игроков обе руки согнуты в локте рядом с туловищем (т. е. данные положения рук являются типичными для греческой игры в мяч, хотя и выступают в разных комбинациях). Наконец, можно отметить, что третий и пятый игроки смотрят прямо перед собой, как и «мальчики». В целом можно сказать, что рельеф на «стене Фемистокла» показывает большое разнообразие поз, которое греческие игроки в мяч могли принимать во время игры, и все элементы позы «мальчиков» можно найти в их позах, что едва ли случайно. Наши «мальчики» явно оказались бы не чужими на данном рельефе, если не считать разницы в развитии мускулатуры.