Окраина - [15]
— Вы что ж, голубчик, ни разу в нем не бывали?! — крикнула она под самыми окнами Президента Республики.
— Не бывал, — довольно сокрушенно для своего характера признался Ян Линднер, и тетка почувствовала себя вынужденной перейти на французский.
— Cet abruti radin. Cette image, je la garde depuis plus de vingt-cinq ans comme la prunelle de mes yeux, lui, il va à côté tous les jours, ça fait même trois ans qu’il loge dans le coin, mais il ne lui viendrait pas à l’idée d’y jeter un coup d’œil. Il devait drôlement avoir la trouille de ce K. H. Frank{27}, j’peux pas m’expliquer ça autrement![14]
У каждого свое суждение о том, что ждет впереди; поэтому мясник Корейс, поднявшись от опорожненной чашки кофе и распространяя вокруг себя рождественский аромат рома, сказал со вздохом:
— Я тоже за этого Готвальда. Как был я в ученье, сколько раз покойный Сикора, бывало, так по уху съездит, что другим ухом об землю шмякнешься. Чуть не каждый месяц сознание терял я после такого обхождения. Отольют водой, и валяй дальше вкалывай…
С этими словами он взял длинную металлическую трубку, благодаря которой прославился не только в Уезде, но и в Гостоуни, и в Птицах. Корейс — не частник, он каждый день ездит на работу в Голешовицкие бойни, откуда и вывез сие современное орудие для умерщвления свиней. В зарядную камеру трубки вкладывают патрон, но без пули. Давления газа, возникающего в трубке от взрыва пороха, достаточно, чтоб пробить черепную кость. У трубки нет приклада. Мать Франтишка не выносит вида крови и остается в кухне, тогда как все остальные двинулись во двор. Вывели из закута свинью; не привыкшая к дневному свету, свинья растерянно моргает — и вот уже валится наземь.
Единственный звук, раздавшийся во дворе, — звук приглушенного выстрела. Теперь дело пошло быстро: все бросились к поверженной хавронье, из прорезанной шейной артерии струей хлынула светло-алая кровь. Французская тетя собирает кровь в таз, энергично перемешивая ее рукой, красной по локоть, — чтоб кровь не свернулась. Дядя с усами а-ля Пуанкаре сосредоточенно поднимает и опускает переднюю ногу свиньи, чтоб до последней капли выкачать кровь из сердца и сосудов. После этого к спине свиньи пододвигают огромную лохань, хватают свинью за ноги — но стой, стой! — цепочки забыли! Две длинные цепочки надо положить поперек лохани, и тогда уж сваливать в нее тушу. Это, как мы вскоре увидим, имеет свой смысл. Мясник во все эти работы не встревает. Они для него слишком грубы и непрофессиональны. Тетя, не переставая перемешивать кровь, спрашивает его:
— Сколько же свиней вы за свою жизнь забили?
Мясник помолчал с мечтательным видом.
— На это я вам ответить не могу. Только верите ли — мне каждую ночь снятся свиньи… Как я их забиваю, ошпариваю, и будто ливер делаю, и вареную голову из горшка вынимаю, и колбасы прокалываю… Когда-нибудь, поди, свихнусь от этого…
Говорит он не шутливым, но и не устрашенным тоном, а тихо, как бы про себя, будто чуть ли не сам желает, чтоб это наконец-то случилось.
Вот теперь мы и подошли к функции цепочек. Туша лежит на них, густо осыпанная серо-черной смолой, растолченной в порошок; эта операция — монополия французского дяди, он сыплет смолу из банки из-под мармелада: то густо — на спину, то словно на аптекарских весах отвешивает — вокруг ушей и пятачка, под конец величественным жестом поднимает руку и рассыпает остаток порошка по голове свиньи. Готово! Это сигнал для отца Франтишка и торговца смешанными товарами лить в лохань кипяток. Льют: кастрюлю, вторую, третью. Теперь с одной стороны лохани становится мясник, с другой — французский дядя, они подхватывают концы цепочек и начинают с их помощью поворачивать тушу: один тянет к себе, другой отпускает и наоборот. Звенья цепочек выдирают целые клочья щетины, открывается белая и розовая кожа. Так повторяется несколько раз. Бедный дядя сразу выбивается из сил, задыхается, но отстранить его от этой процедуры почти равнозначно тому, чтобы лишить смысла его жизнь. Зато вскоре снова наступает минута его торжества. Собрав вокруг лохани всех участников, включая детей, он вынимает из кожаной сумки и раздает всем нечто вроде колокольцев. Предметы эти действительно похожи на колокольчики, только на узком конце их есть крючок, зато нет языка и края острые: ими обдирают остатки щетины в складках кожи между ног, под мордой, на загривке. По какой-то непостижимой причине — об этом потом много думают все — дядя настаивает, чтоб начали все разом и работали как можно быстрей. Сам он показывает пример: его рука, сжимающая колокольчик, так и мелькает. Таким манером он дает понять, что в деревне под Марселем, на арендованной ферме, он колол свиней один, без помощников. Затем в какой-то момент он отгоняет всех от туши и вытаскивает из-за голенища длинный сверкающий нож — единственная память о том, что он колол свиней в деревне под Марселем.
— Отойдите подальше, нож очень острый!
И профессионально, не хуже цирюльника, сбривает последние щетинки, чистит уши, ножки. Венец трудов: крючком на колокольчике дядя срывает копытца со всех четырех ножек. Au revoir
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
Добрый всем день, меня зовут Джон. Просто Джон, в новом мире необходимость в фамилиях пропала, да и если вы встретите кого-то с таким же именем, как у вас, и вам это не понравится, то никто не запрещает его убить. Тут меня даже прозвали самим Дракулой, что забавно, если учесть один старый фильм и фамилию нашего новоиспеченного Бога. Но речь не об этом. Сегодня я хотел бы поделиться с вами своими сочными, полными красок приключениями в этом прекрасном новом мире. Ну, не то, чтобы прекрасном, но скоро вы и сами обо всем узнаете.Работа первая *_*, если заметите какие либо ошибки, то буду рад, если вы о них отпишитесь.
В однотомник избранной прозы одного из крупных писателей ГДР, мастера короткого жанра Иоахима Новотного включены рассказы и повести, написанные за последние 10—15 лет. В них автор рассказывает о проблемах ГДР сегодняшнего дня. Однако прошлое по-прежнему играет важную роль в жизни героев Новотного, поэтому тема минувшей войны звучит в большинстве его произведений.
В том избранных произведений чешского писателя Яна Отченашека (1924–1978) включен роман о революционных событиях в Чехословакии в феврале 1948 года «Гражданин Брих» и повесть «Ромео, Джульетта и тьма», где повествуется о трагической любви, родившейся и возмужавшей в мрачную пору фашистской оккупации.
Роман «Облава на волков» современного болгарского писателя Ивайло Петрова (р. 1923) посвящен в основном пятидесятым годам — драматическому периоду кооперирования сельского хозяйства в Болгарии; композиционно он построен как цепь «романов в романе», в центре каждого из которых — свой незаурядный герой, наделенный яркой социальной и человеческой характеристикой.