Окраина - [13]
Здесь уместно заметить, что тетя держала себя истой дамой, перещеголяв даже героинь русских романов прошлого века. Те прибегали к французской речи, когда вздумается, тетя — лишь для того, чтоб обругать кого-либо из членов своего семейства.
В воздухе пахнет смолой, майораном, чесноком, и все, как по команде, натягивают на себя самое худшее тряпье, какое у кого найдется. К первой фазе убиения свиньи не приступают в смокингах. (И все же процесс ошпаривания свиньи на всю жизнь запечатлеется в памяти Франтишка, и всякий раз, как он впоследствии будет приобретать новый костюм, что, конечно, будет случаться не так уж часто, он будет представлять себя в черном или светлом, с иголочки новом костюме, в белой рубашке с незапятнанными манжетами и при галстуке, стоящим над дымящейся лоханью, в которой, осыпанная смолой, валяется грязная, щетинистая туша.) Воспользовавшись моментом, тетя удалилась кое-куда. Не тут-то было! Подобно многому, что изменилось в жизни, уборной на прежнем месте не оказалось.
— Не пойму я здешних людей, — пустилась в объяснения мать Франтишка (тетка приходится ей золовкой). — Прикрепили к одной уборной Зеленкову — евреечка она, вышла за заведующего складом пивного завода, а сама-то из концлагеря вернулась, — так вдруг все заявили, что не хотят иметь общую с ней уборную. А вот то, что Анка заразная, на это им наплевать! — (Анка — та самая Красная Корова, о которой уже упоминалось; мать Франтишка никогда не унизится до употребления этого прозвища — она тоже по-своему дама.) — Сначала-то стали подкладывать под себя бумагу: мол, зараза и через перегородки проникает. Потом переделали замок на ее уборной, но этого показалось мало, потому что у нее-де есть отмычка и она ходит в чужие уборные. Тогда переделали замки на всех, раздали новые ключи к ним, а ей не дали, но Отик (отец Франтишка), когда ему вручили ключ, при всех выбросил его в канаву.
— И правильно сделал, — обрадовалась тетка.
— Да ничего это не решило. Пришлось Отику построить отдельную уборную для нас. Это тут рядом, только смотрите не испугайтесь!
Вскоре тетя вернулась, красная от смеха — но и немножко от досады.
— Ну и удумал же наш Отик! В жизни такого не видала, хотя по всей Франции проехала, от Лотарингии до Марселя!
Дело в том, что отец Франтишка построил нужник вполовину ниже обычного, рассудив — впрочем, довольно верно, — что сидящий человек вдвое ниже стоящего. Ясно как день, что если он полагал таким образом сэкономить себе работу, то изрядно ошибся; впрочем, зачем об этом говорить, он и сам, без сомнения, понял это. Тетя озадаченно качает головой — и это, можно сказать, счастье, так как, ошеломленная странной логикой своего брата, она не обратила внимания на большие деревянные часы с латунными гирями, прибитые к боковой стенке шифоньера. Тоже дело рук Франтишкова отца, мотивированное тем, что к этой боковой стенке шифоньера примыкает кровать и, стало быть, имея часы перед глазами, нет надобности вставать с постели, чтоб выяснить, который час. Но вот уже входят мясник в клетчатой рубашке и пражская тетка с дядей. Уделим им немного внимания, пока мясник проверяет свои ядовито-острые ножи, пока он пьет черный кофе с ромом, заедая чем-нибудь сладким. Угощать мясника сладким — закон: мясник из принципа не ест мясного. Он вегетарианец. А пражская тетя, строго говоря, доводится Франтишку двоюродной сестрой, но по причине большой разницы в возрасте все братья и сестра Франтишка называют ее тетей. Она тощая, невероятно работящая, помощь ее при убое свиньи необходима. Тем не менее появление пражских родственников действует на наше семейство, как холодный душ. Ибо это нелепое семейство, умеющее как-то перебиваться со дня на день, что называется, из кулака в рот, просто не знает, как отнестись к удачливым людям. Мать, держа в охапке тяжелые, бесспорно дорогие шубы пражских родственников, растерянно озирается, не зная, куда бы их положить. Везде шипит пар, повсюду грязь… В конце концов, чтоб не замарать дорогих вещей, она кладет их на кровать в дальней комнате. Двоюродная сестрица Франтишка с супругом — владельцы небольшой лавки колониальных товаров в Пражском Граде. По хозяйке это не так заметно, зато хозяин — копия немецкого фабриканта с картинки в некоем журнале времен протектората. Под той картинкой была надпись: «Он выбился в люди собственным трудом». Одну лишь французскую тетку, кажется, не угнетает присутствие «коммерсанта», торгующего ныне сырами, маринованными огурцами, пряностями, снятым молоком и повидлом. На его лавчонке в кривой, узкой и темной улочке Града тоже красуется новая вывеска на чешском языке: «ЯН ЛИНДНЕР. СМЕШАННЫЕ ТОВАРЫ». В сущности, это отчасти камуфляж, потому что «Ян Линднер. Смешанные товары» торговал всем, в чем ощущалась нехватка в послевоенные годы. Франтишек не мог забыть, как опозорил их этот торговец, когда вскоре после войны увязался за группой земляков, едущих после семилетнего отсутствия навестить родную деревню в освобожденной пограничной области
В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
Добрый всем день, меня зовут Джон. Просто Джон, в новом мире необходимость в фамилиях пропала, да и если вы встретите кого-то с таким же именем, как у вас, и вам это не понравится, то никто не запрещает его убить. Тут меня даже прозвали самим Дракулой, что забавно, если учесть один старый фильм и фамилию нашего новоиспеченного Бога. Но речь не об этом. Сегодня я хотел бы поделиться с вами своими сочными, полными красок приключениями в этом прекрасном новом мире. Ну, не то, чтобы прекрасном, но скоро вы и сами обо всем узнаете.Работа первая *_*, если заметите какие либо ошибки, то буду рад, если вы о них отпишитесь.
В однотомник избранной прозы одного из крупных писателей ГДР, мастера короткого жанра Иоахима Новотного включены рассказы и повести, написанные за последние 10—15 лет. В них автор рассказывает о проблемах ГДР сегодняшнего дня. Однако прошлое по-прежнему играет важную роль в жизни героев Новотного, поэтому тема минувшей войны звучит в большинстве его произведений.
В том избранных произведений чешского писателя Яна Отченашека (1924–1978) включен роман о революционных событиях в Чехословакии в феврале 1948 года «Гражданин Брих» и повесть «Ромео, Джульетта и тьма», где повествуется о трагической любви, родившейся и возмужавшей в мрачную пору фашистской оккупации.
Роман «Облава на волков» современного болгарского писателя Ивайло Петрова (р. 1923) посвящен в основном пятидесятым годам — драматическому периоду кооперирования сельского хозяйства в Болгарии; композиционно он построен как цепь «романов в романе», в центре каждого из которых — свой незаурядный герой, наделенный яркой социальной и человеческой характеристикой.