Окраина - [114]

Франтишек пожал плечами, и Квета вдруг вся сжалась от тяжелого подозрения:

— Он хотел, чтобы ты уехал с ним? Говори! Правда ведь хотел, чтоб вы вместе уехали?

У Франтишка есть полная возможность набить себе цену, ответив правду, но он предпочел соврать:

— Нет. Ничего он мне не предлагал. Просто ему удалось получить квартиру, мы распрощались, и он уехал.

Это он повторял потом всю дорогу. И повторял все дни, оставшиеся до свадьбы. Из таких заверений образовался целый обряд. Иногда Квета спрашивала:

— А если б он предложил тебе опять жить вместе с ним в Праге, остался бы ты здесь ради меня?

А Франтишек иной раз удивлялся:

— Сколько лет прожили мы с ним вместе, а теперь я о нем как-то и не думаю…

К родителям Франтишек теперь не ездил. Он не показывался в Уезде с того самого дня, когда помогал перевозить все эти крольчатники, сундуки, стоптанные башмаки и застиранные мешки. Не сговариваясь, они с Кветой считают решенным, что в Уезд поедут уже вместе. Чем ближе день свадьбы, тем острее встает перед ними необходимость такой поездки. Пока выбивали ковры, стирали занавески и мыли окна, Франтишек и не помышлял об этом. Но в один прекрасный день квартира очищена от пыли, у Кветы и Франтишка уже есть в ней свои уголки, наполненные всякой ерундой, размещение которой по ящикам и полкам внушает им блаженное ощущение укромности в собственном доме. Франтишек живет как во сне. Каждый день обогащает его новыми сведениями, узнав которые он чувствует себя более взрослым.

То он вдруг обнаруживает, что Квета умеет шить и вязать, что в коробке из-под ботинок она держит спицы, наперсток, пуговицы, иголки и нитки. И сразу у него еще одной причиной больше смотреть свысока на холостых мужчин своего возраста. То он находит в ящиках туалетного столика, под треснувшим трюмо, Кветины бюстгальтеры, чулки, трусики, пояса. Он украдкой берет в руки эти интимные вещички и испытывает торжествующее чувство оттого, что может их трогать. До сих пор его отделяли от них процедуры знакомства, свиданий, мелких размолвок, а теперь все это здесь, у него под рукой. Франтишек чувствует себя открывателем неведомых миров. Его неуверенные шажки сменяются победным маршем.

Единственное, что омрачает его приподнятое настроение, — это мысль о неотвратимом факте, что вместе с приближением свадьбы и поездки в Уезд приближается и настоящий день рождения матери. Не придумав ничего, чем можно было бы объяснить Квете такое повторение, он просто сообщает ей об этом. Девушка не удержалась от вопроса:

— Как, опять?

Франтишек сделал вид, будто не слышит, а Квета сейчас же извинилась за свою неделикатность. Тем оживленнее бросились они обсуждать, когда ехать, что подарить матери, когда вернуться… И если до недавних пор у них был избыток времени, то теперь его стало невероятно мало. Условились ехать в ближайшее воскресенье. Так практичнее — смогут вернуться в тот же день. В новом родительском доме места, правда, хватает, но Франтишек не уверен, хватит ли там на всех постелей.

До отъезда Квета вздохнула не менее сотни раз:

— Ох, как мне хочется, чтоб все это было уже позади!

И она упорно повторяет это и не слушает уверений Франтишка, что его родители самые обыкновенные и самые непритязательные в мире люди.

Еще в поезде она с отчаянием спросила, сразу ли ей говорить про детдом или уж погодя. Франтишек сумел все-таки убедить ее, что это совершенно неважно, она может вообще об этом умолчать. Тогда она стала расспрашивать о новом доме. Ее фантазия сообщила дому сказочные размеры.

Только когда за окнами вагона пошли уже предместья Праги, она отвлеклась от этой темы.

На вокзале, как было условлено, встретились с братьями Франтишка. Все старались держаться самым естественным образом, но от Франтишка не ускользнуло, что братья разочарованы. По понятиям Жидова двора, он добился большего, чем они, — а на Квете самая обыкновенная одежда. Под белым плащом — белый джемпер, а юбка даже длиннее, чем сейчас носят. В пограничном городе Франтишек этого не замечал, а тут, по милости братьев, это его раздосадовало. Квета же прямо сама не своя — сейчас она вряд ли стала бы кувыркаться, даже если б под рукой оказался старенький диван!

По дороге к Уезду разговор свернул, естественно, на крупнейшее достояние семьи — дом. Теперь-то уж он и вовсе представился Квете огромным, просторным, удобным — в сравнении с ним какой убогой должна она показаться самой себе с ее швейными принадлежностями в белой коробке из-под ботинок! Брат, живущий в Брно, заметил:

— Я никогда и не думал, что наш дом — целое состояние. Во сколько ты его оцениваешь? — обратился он к Франтишку.

Тот, никогда об этом не задумывавшийся, ответил не сразу. Подумав, он с непритворным изумлением выговорил:

— Да тысяч во сто, а может, и во все полтораста!

Эта цифра ошеломила не только Квету. Братья переглянулись. Франтишек, чтоб убедить самого себя, что названная им цифра реальна, стал перечислять преимущества дома:

— В нем могут жить две семьи. Он на равном расстоянии и от Праги, и от Кладно, и до обоих близко. Дом огорожен, при нем фруктовый сад…

В голосе младшего брата, у которого на погонах три полоски, означающие звание сержанта, зазвучали нотки обиды: