Окраина - [112]
— Кто нам поручится, что мы не навсегда останемся в квартире, которую вы предлагаете?
Ее самообладание просто ошеломило его. Однако председатель тоже не лыком шит.
— А как знать, может, вы и не захотите съезжать оттуда? Никто из вас ведь еще не видел квартиру.
Его последнюю фразу Франтишек воспринимает как горькую иронию, но сейчас ему некогда копаться в своих ощущениях. Председатель, смекнув, что из них двоих Квета практичнее, обращается уже к ней одной:
— Осмотрите квартиру — вас это ни к чему не обязывает.
И протянул ей ключи.
— Вот этот от двери дома, а тот — от самой квартиры. Не понравится — просто вернете ключи. Когда завод начнет строить свои жилые дома, кого же, как не вас, вселять в них в первую очередь?
Тон председателя внушает доверие. Квета хватает ключи, сжимает их в своем маленьком кулачке. Франтишек благодарит за то, что о нем подумали в Национальном комитете, но остерегается благодарить слишком горячо. На всякий случай глянул искоса на Квету, одобряет ли она избранный им тон, но та уже бросилась к двери, словно у нее выросли крылья.
Дом, в котором освободилась квартира, находится в противоположном конце города. Трудно сказать, можно ли эту часть его назвать кварталом. Колония двухэтажных домиков, так тесно прилепившихся друг к другу, что нередко из соображений экономии два соседних дома имеют одну общую стену. Домики похожи один на другой. Внизу сквозная прихожая, через которую входят в квартиру на первом этаже и во дворик. В конце прихожей — лестница на второй и последний этаж. Франтишек с Кветой ориентировки ради сначала осматривают нижние помещения. Проще всего пройти сразу во дворик. Там большая кадка с фикусом, к стене прислонена ванна, на веревках сушатся кухонные тряпки. Дворик окружен низенькой оградой. Поверх нее видно, что в соседних двориках, справа и слева, тоже стоят кадки с олеандром, у стены — ванны и тянутся веревки с такими же тряпками. Днем это, вероятно, унылое зрелище, но сейчас, когда на всем лежит желтый свет, падающий из незанавешенных окон первого этажа, дворики выглядят довольно уютно. Поскольку свет горит только внизу, а верхние окна темны, там, видимо, и располагается квартира, ключи от которой у них в руках.
Они возвратились в прихожую и по невысокой лестнице поднялись к темной площадке. Долго старались попасть ключом в замочную скважину, светили себе спичками. Всякий раз, как Франтишек чиркал спичкой, стеклянная филенка двери вспыхивала разноцветными огоньками, как церковное окно. И маленькая прихожая — будто часовенка. Слабая лампочка осветила шкафчик, тесно уставленный банками с вареньем, затем табуретку, полочку со старомодной обувью. В кухне — белая мебель, в углу — вполне современная плита. Гостиная вся в малиновых покровах и белоснежных салфеточках. Малиновой скатертью покрыт овальный стол, малиновые чехлы на креслах, на кушетке. Буфет забит посудой. Малиновые покрывала и на огромных супружеских кроватях в спальне. Франтишек с любопытством заглядывает в гардероб. Там он находит потертую меховую шубу, шляпки с вишенками, бессильно свисающие с вешалок платья непривычного фасона и расцветки. Повсюду стоит запах нафталина, выдохшихся духов и фруктов.
— Как же мы решим? — беспомощно спрашивает Франтишек.
Квета будто не расслышала — она снует по квартире, как мышка. Там, где она побывала, остаются выдвинутые ящики, открытые шкатулки, растворенные окна. Открыв все, что можно, она с разбегу бросилась на диван в гостиной, перекувырнулась — мелькнули белые бедра — и уселась с довольным видом, сложив руки на коленях.
— Мне тут нравится. Настоящая квартира.
Франтишек не знает, как принять ее оптимизм. Он берет в руки то клубок пряжи, то муфту кроличьего меха, шаль с бахромой, наперсток, графин для ликера и снова осторожно кладет предметы точно на прежнее место.
— А мне, напротив, все тут как-то мешает…
Вместо ответа девушка встала ногами на диван, раскинула руки и, словно неживая кукла, упала в объятия Франтишка — он еле-еле успел ее подхватить. И не успел он еще обрести утраченное равновесие, как она, упершись пятками в вытоптанный ковер, потянула его к себе, на диван. Она сжимает и разжимает колени, одной рукой слегка отталкивает, другой еще ближе притягивает его — руками, ногами, всем телом добивается, чтоб он оказался на ней. И при всем том бормочет:
— Не помешает нам это старье! Что не пригодится, запрем в один сундук…
Но Франтишку ясно, что вовсе не какие-то там шляпки с вишенками сейчас у нее на уме. Он целует ее в губы — и оба застывают в смешной, неестественной позе. Первой открыла глаза Квета и увидела над собой старинную люстру со стеклянными висюльками; чуть позже очнулся Франтишек и, хотя Квета сжимает его руками и ногами, поправил скатерть на столе, которую они почти совсем стащили, падая на диван. Потом оба передвинулись к краю старинного дивана, сели, и Квета тесно прижалась к Франтишку, прошептав ему на ухо:
— Это хорошо. Мне бы не хотелось — так вот. Я всегда представляла это себе иначе.
Франтишек тихонько засмеялся. Светлые Кветины волосы щекочут ему ухо, лицо, шею.
— Значит, ты много об этом думала? — спросил он, подчеркивая словечко «это».
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.
Добрый всем день, меня зовут Джон. Просто Джон, в новом мире необходимость в фамилиях пропала, да и если вы встретите кого-то с таким же именем, как у вас, и вам это не понравится, то никто не запрещает его убить. Тут меня даже прозвали самим Дракулой, что забавно, если учесть один старый фильм и фамилию нашего новоиспеченного Бога. Но речь не об этом. Сегодня я хотел бы поделиться с вами своими сочными, полными красок приключениями в этом прекрасном новом мире. Ну, не то, чтобы прекрасном, но скоро вы и сами обо всем узнаете.Работа первая *_*, если заметите какие либо ошибки, то буду рад, если вы о них отпишитесь.
В однотомник избранной прозы одного из крупных писателей ГДР, мастера короткого жанра Иоахима Новотного включены рассказы и повести, написанные за последние 10—15 лет. В них автор рассказывает о проблемах ГДР сегодняшнего дня. Однако прошлое по-прежнему играет важную роль в жизни героев Новотного, поэтому тема минувшей войны звучит в большинстве его произведений.
В том избранных произведений чешского писателя Яна Отченашека (1924–1978) включен роман о революционных событиях в Чехословакии в феврале 1948 года «Гражданин Брих» и повесть «Ромео, Джульетта и тьма», где повествуется о трагической любви, родившейся и возмужавшей в мрачную пору фашистской оккупации.
Роман «Облава на волков» современного болгарского писателя Ивайло Петрова (р. 1923) посвящен в основном пятидесятым годам — драматическому периоду кооперирования сельского хозяйства в Болгарии; композиционно он построен как цепь «романов в романе», в центре каждого из которых — свой незаурядный герой, наделенный яркой социальной и человеческой характеристикой.