Окопов. Счастье на предъявителя - [8]

«Если везут убивать, то пусть. Пощады просить не буду», – твердо решил он, ощупывая пространство багажника. Потом вспомнил, что шофер с квадратной челюстью привез его домой на Ауди. Возле дома других машин не было, значит, он и сейчас, скорее всего, находился внутри той самой машины. Когда-то его первым личным автомобилем была Ауди, поэтому знал такую машину очень хорошо. В ней есть лючок из багажника в салон, посередине заднего сиденья, чтобы лыжи или удочки могли поместиться. Пошарил по оббитой ковровым покрытием стенке. Действительно, в одном месте стенка откинулась в салон, образуя узенькую щелочку, сквозь которую пробивался оранжевый свет уличных фонарей. Музыка стала громче и можно разобрать голоса двух человек.

– График отпусков видел? – спросил один.

– Видел, – отвечал ему другой.

– Тебе, когда поставили?

– В конце января.

– Ты че, накосячил, что ли? Зимой в отпуск идти.

– Ни че не накосячил. У меня три года подряд летом был. Да и…

– Ну?

– Послал на х… комвзвода. Он и отыгрался. На январь сунул, упырь.

– Да, не повезло. У меня в начале мая.

– А мне по хер! Январь, май. Сейчас с моей на месяц путевки на Бали возьмем. Там до п….., вечный июль.

– Блядь, везет же. Я своей тоже говорил, давай, на юга съездим! А она мне: «Дача, дача». Я ей: «Там узбеки строят, они же и вскопают, и посадят». А она мне: «Что они вскопают!? Что посадят!? Ты ничего не понимаешь! Для себя же!» В общем, мне весь май, как рабыня Изаура, раком на плантации. Чтоб ее…!

– Да уж, эти бабы… Хорошо, у нас дачи нет. А то бы и меня впрягли.

Замолчали. Лишь шум мотора и веселый диктор по радио.

– Так, давай здесь! – сказал первый голос. – Прижмись возле кустов!

Машина остановилась. Хлопнули двери. Багажник открылся. Над ним склонились те же двое в кожаных куртках. В свете уличного фонаря он хорошо видел их силуэты. Николай Анатольевич инстинктивно выставил сжатые кулаки, приняв позу лежачего боксера. Один из громил, тот что с добродушной детской улыбкой и которого, вроде, звали Вадим, достал из кармана бумажник и передал второму, с квадратной челюстью.

– На, сунь ему в карман.

– Слушай, на кой хер он ему? – спросил, второй.

– Сказали, две с половиной оставить! Значит – оставить, – веско и внушительно ответил Вадим.

– Нам сказали, оставить деньги. А про лопатник ничего не говорили. Смотри, какой классный. Наверное, из змеиной кожи. Я себе его оставлю. А?

– Оставляй. Тогда я котлы возьму.

– Блядь! Про котлы не подумал… Тогда… Тогда… Кольцо мое!

– Лады.

Они приблизились. Один взялся за руку, другой – за другую. Оба разом заломили запястья. Сквозь боль почувствовал, как снимают часы, с пальца стаскивают обручальное кольцо. За последнее время сильно похудел. Кольцо, и так болтавшееся по фаланге, соскочило легко. На этот очередной акт насилия и грабежа Николай Анатольевич только рычал, оскалив зубы: «Суки! Ублюдки! Сволочи!» Отпустили, и он увидел, как бугай с квадратной челюстью извлек из бумажника купюры, сложил их пополам, а сам бумажник сунул себе за пазуху, потом склонился, выдрал из под него полу плаща, сунул сложенные деньги в карман. «Бумажник забрали. Гады. Надо было его той цыганке отдать в аэропорту?» – с досадой подумал он. Четыре сильные руки рывком вытащили его из багажника и со второго замаха бросили в грязь под кустами. Сверху на голову шлепнулся портфель. Хлопнули дверцы, машина с пробуксовкой рванула с места и вскоре скрылась за поворотом.

Николай Анатольевич еще некоторое время лежал неподвижно на земле, приходя в себя от потрясения, понемногу осознавая, что его мучения уже закончились. Встать получилось с третьего раза. Ноги не слушались, во всем теле слабость. Левый глаз заплыл и не открывался. Болела верхняя челюсть, особенно в том месте, где образовалась щербина от выбитого зуба. Несмотря на влитый в него коньяк, во рту все равно солоноватый привкус крови. Подобрав портфель, шатаясь, подошел к световому пятну уличного фонаря. Первым делом проверил карманы. Везде пусто, за исключением нескольких купюр, сложенных пополам. Кроме бумажника исчезли ключи, два паспорта, заграничный и гражданский, водительские права, записная книжка, ручка, телефон и даже использованные билеты на самолет. Открыл портфель. Газета с гнусной статейкой, да листок под заголовком «Решение». Больше ничего. Пропали: международный контракт с австрийцами, грузовые декларации, накладные, акты, платежки, таможенные бумаги, разрешения, договоры, печати и прочее. Он еще с минуту стоял, обшаривая пустые отделения портфеля, округляя до предела единственный здоровый глаз. Все, чем он занимался последние полтора года, чему он отдал столько средств и сил, исчезло. Волосы на голове встали дыбом и зашевелились навстречу жестким порывам ветра. Колесики в мозгу, наконец, закрутились, все быстрее и быстрее. «Контракты? – лихорадочно думал он, – Ерунда. Дубликаты на таможне и в порту. Главное – имеется дополнительное соглашение. А оно в банковской ячейке, в Эльблонге. Декларации…? Да Бог с ними, копии остались. Акты, разрешения, договоры…? Не беда. Восстановим. Водительские права…? Что мне с них? Последний раз сам был за рулем года три назад. Гражданский паспорт…? Сейчас тоже не так важно. Загранпаспорт…? Загранпаспорт!!! Да! Загранпаспорт это, действительно, проблема! Проблема всех проблем. Послезавтра, позарез, надо быть в Роттердаме. А через границу без паспортов, почему-то не пускают. Правила, блин, у них такие! Самое отвратительное, даже по великому блату восстановление загранпаспорта займет не менее двух дней. Впереди три выходных. Значит, еще два дня после. Плюс визы! Самые срочные, еще три дня. Послезавтра суда приходят в Роттердам. Мне надо быть там! Обязательно! Иначе, все накроется!»